ИЗДАТЕЛЬСТВО «ВРЕМЯ»

Константин Георгиевич Паустовский (1892—1968) нашел в лесном Мещорском краю «самое большое, простое и бесхитростное счастье». Наверное, лишь очень наивный и неподготовленный читатель отнесет рассказы и повести Паустовского о любимой его стороне к «заметкам натуралиста» — тут все в неразрывном единстве. И обаяние «тихой и немудрой земли под неярким небом». И удивительно талантливые деревни («в Солотче почти нет избы, где не было бы картин. Спросишь: кто писал? Отвечают: дед, или отец, или брат»). И глубокие размышления о сути человеческого предназначения на земле. Интересное обстоятельство: из семинара Паустовского в Литинституте вышли Владимир Тендряков, Григорий Бакланов, Юрий Бондарев, Юрий Трифонов, Борис Балтер — кажется, более «городских» писателей трудно и подобрать. Конечно, творческим даром их наделила природа, но наверняка кое-что вложил в души и объяснил учитель. Ну, например, вот так: «Вдохновение входит в нас, как сияющее летнее утро, только что сбросившее туманы тихой ночи, забрызганное росой, с зарослями влажной листвы. Оно осторожно дышит н ам в лицо своей целебной прохладой». Это вдохновение — из Мещоры родом.

читать дальше

Когда в сентябре 1962 г. Лидия Чуковская спросила Анну Ахматову, читала ли она еще не напечатанную историю одного дня одного лагерного заключенного и что о ней думает, ответ великого поэта был ясен и тверд. «“— Думаю? Эту повесть о-бя-зан про-чи-тать и выучить наизусть — каждый гражданин изо всех двухсот миллионов граждан Советского Союза”. Она выговорила свою резолюцию медленно, внятно, чуть ли не по складам, словно объявляла приговор». Сейчас — более, чем полвека спустя — ясно, что сказанное Ахматовой должно быть распространено и на два рассказа Александра Солженицына, появившиеся вслед за «Одним днем Ивана Денисовича» и крепчайше с ним связанные. В мире, где власть основана на лжи и жестокости, где их флюиды пронизывают все бытие, чудовищное зло могут творить не только прирожденные негодяи, но совестливые, честные, жаждущие справедливости люди («Случай на станции Кочетовка»). Этот мир как-то да держится лишь потому, что обретаются в нем неприметные, а то и невзрачные с виду, но истинно чистые душой люди, увидеть которых дано русскому писателю («Матрёнин двор»; первоначальное название рассказа — «Не стоит село без праведника»). Возможно, будь завет Ахматовой расслышан и исполнен, страна наша и мы сами были бы несколько иными, чем сейчас.

читать дальше

Илья Ильф (1897—1937) и Евгений Петров (1902—1942) начали вместе писать в середине 1920-х. Безусловный и неоспоримый памятник их совместному творчеству — два знаменитых романа. Но и до, и после, и между «12 стульями» и «Золотым теленком» соавторы писали много и смешно. Возможно, это не самая полная и удачная характеристика их фельетонного творчества — но это так. «Книга зачисляется либо в “железный инвентарь”, либо в “золотой фонд”» (Ильф и Петров). Собранные в этой книге рассказы и фельетоны, по такой классификации, наверное, ближе к инвентарю — они часто носят вполне прикладной характер, решают какую-нибудь насущную и наболевшую проблему. Например, несправедливость судебного решения. Или идиотское начинание местного чиновника. Или начетнический подход к изучению истории и литературы в школе. Эти недостатки писатели жестоко высмеивали. Помогало ли это вытащить занозу? На этот больной для сатирика вопрос много лет спустя ответил другой классик жанра, Михаил Жванецкий: «Либо наша жизнь станет лучше, либо мои произведения будут бессмертными». Пока у Ильфа и Петрова все складывается в пользу бессмертия.

читать дальше

Кто проходил в школе «Путешествие из Петербурга в Москву», наверняка вспомнит чудище, которое «стозевно и лаяй». Войне с этим чудищем — российским самодержавием — и посвятил свою разоблачительную книгу прозаик, поэт, философ-вольнодумец, государственный чиновник Александр Николаевич Радищев (1749—1802). Говоря сегодняшним языком, это был классический самиздат — типографию Радищев оборудовал дома. Автор ство не удалось сохранить в тайне, Радищев был арестован, судим, приговорен к смерти Екатериной II, казни избежал, был сослан, возвращен на службу Павлом I, то ли покончил с собой, то ли выпил яд по ошибке… А книга жила своей жизнью, ее уже нельзя было ни отменить, ни арестовать, ни запретить. Декабристы на допросах называли Радищева среди своих учителей. Пушкин в черновике «Памятника» написал «Вослед Радищеву восславил я свободу». Потом заменил Радищева на «мой жестокий век». Век был действительно жесток, но и с гибелью самодержавия другой добрее не настал. Да и следующий за ним. «Поехавши из Петербурга, я воображал себе, что дорога была наилучшая». Увы, Александр Николаевич, дорога лучше не становится, хоть и другие чудища лают на либералов-демократов, но все так же стозевно.

читать дальше

В июне 1922 года Илья Григорьевич Эренбург (1891—1967) писал Марине Цветаевой: «Отдых у меня чудной: позавчера начал новую книгу. “13 трубок” (13 историй). Каких? Гнусно-мудро-трогательных… Возможно, что эта классификация чужих трубок (жизней) поможет найти некое равновесие». Вначале трубки, описанные Эренбургом, не имели названий — он их просто нумеровал. Но, приобретя огромную популярность у читателей, трубки заслужили и имена собственные: Трубка коммунара, Трубка солдата Пьера Дюбуа, Трубка лорда Грайтона, Трубка миллионера ван Эстерпеда, Трубка племени Гобулу, Трубка бога Калабаша, Трубка киноактера… «Эренбург в столь занимательную форму облек здесь свои размышления о многих важных вещах — о войне и мире, о любви и ненависти, о жизни и смерти, о добре и зле, об истине и заблуждениях, наконец, просто об игре случая в судьбе человека» (Борис Фрезинский). Созданный на заре литературной карьеры будущего знаменитого писателя, сборник «13 трубок» остался одним из самых любимых и самых читаемых его произведений.

читать дальше

Ясминска Песинус котинус птангенс
«    Июнь 2018    »
ПнВтСрЧтПтСбВс
 123
45678910
11121314151617
18192021222324
252627282930