Время нередко называют четвертым пространственным измерением — но и без этого представления оно значит для нас очень много. Неумолимому течению времени посвящены многие произведения мировой литературы — и многие творцы пытались если не повернуть это течение вспять, то хотя бы немного проплыть против него.

Великий французский философ, просветитель, писатель, историк и публицист Вольтер (1694—1778) присутствует в сегодняшнем читательском обиходе прежде всего афоризмом «все жанры хороши, кроме скучного». Он эту максиму не только сформулировал, но и полностью оправдал своим творчеством, превратив философские повести «Кандид» и «Простодушный» в абсолютные бестселлеры своего времени и лонгселлеры на все времена. Умное и сложное вовсе не обречено быть занудным, оно может блистать остроумием, поражать парадоксами и быть понятным — таково философское и литературное кредо Вольтера. «Всех больше перечитан, / Всех менее томит» (Александр Пушкин). На удивление современными выглядят и жизненные принципы его героев, выстраданные ими в череде приключений и превратностей: Кандид убежден в необходимости для каждого человека «возделывать свой сад», а Простодушный призывает менять наш несовершенный мир не громкими декларациями и призывами, а личным действием. Последуем их примеру и призыву.

Анатоль Франс (1844—1924) написал роман о французской революции в 1912 году, между двумя русскими революциями. И словно приоткрыл дверь в совсем уже близкое будущее, откуда сразу потянуло дымом, серой и трупным смрадом. Что с того, что они французы, мы их прекрасно знаем. Вот Марат: «Он смотрел вокруг желтыми пронизывающими насквозь глазами, как будто в этой охваченной энтузиазмом толпе выискивал врагов народа, которых надлежало разоблачить, изменников, которых надлежало покарать». Вот Робеспьер: «Он говорил долго, цветисто и плавно. Витая в небесных сферах философии, он поражал молниями заговорщиков, пресмыкавшихся на земле». Вот главный герой романа, художник Гамлен, добрый, благородный человек. Став членом трибунала, он безжалостно отправляет на гильотину даже близких и знакомых людей. «Он добродетелен — он будет ужасен», — в этом провидческом афоризме Франса читаются многие трагические судьбы. По убеждениям Анатоль Франс был социалистом, он участвовал в митингах и, можно сказать, приближал торжество левых идей. Наверное, он ощущал за это некую личную ответственность, поскольку деньги от своей Нобелевской премии в 1921 году пожертвовал голодающим России.

Американский репортер-экстремал Джон Сайлас Рид (1887—1920) за свою недолгую жизнь побывал во многих горячих точках планеты и поучаствовал в нескольких войнах и восстаниях. Но настоящую славу (а также смерть от тифа и похороны на Красной площади) принесла ему русская революция, которой он посвятил свою последнюю, главную книгу — восторженную, наполненную живыми подробностями и пафосом слома старого мира. Книгу не только очевидца, но и заинтересованного участника событий, искреннего приверженца большевиков. Большевики его труд и талант оценили. «Эту книгу я желал бы видеть распространённой в миллионах экземпляров и переведённой на все языки», — написал Ленин. Желание вождя сбылось. Но сегодня, по прошествии ста лет, история тех десяти эпохальных дней читается все же несколько иначе. Мы ведь знаем, что было дальше — годы и десятилетия спустя после того, как 25 октября 1917 года американский репортер подошел к двери кабинета Керенского в Зимнем дворце и попросил дежурного офицера об интервью с главой Временного правительства. «К сожалению, нельзя, — ответил тот по-французски. — Александр Федорович крайне занят... — Он взглянул на нас. — Собственно, его здесь нет...»

Илья Григорьевич Эренбург (1891—1967) пишет в марте 1922 года: «Мне кажется, что когда Вы прочтете “Хуренито”, Вы во второй раз познакомитесь со мной. В понимании этой книги три ступени — кретины видят философию нигилизма и негодуют, “середняки” — решают, что это сатира, и смеются, а немногие... вот сие не умею определить... Знаю только, что это и то и другое и еще всякое». Среди этого «всякого» для «немногих» — поразительные пророчества Эренбурга: о скором соединении нацизма с социализмом; о грядущем Холокосте; об оружии невероятной силы и применении его американцами против японцев; о том, что воинствующий ислам может «поджечь весь мир»... Зоркость не отказала Эренбургу и при взгляде на советские реалии. Чего стоит фраза кремлевского вождя, в котором легко узнается Ленин: «Мы гоним в рай железными бичами». Евгений Замятин, автор антиутопии «Мы», хорошо знавший цену пророчествам, на- писал: «Едва ли не оригинальнее всего, что роман — умный и сам Хулио Хуренито — умный. За редким исключением русская литература десятилетиями специализировалась на дураках, тупицах, идиотах, блаженных, а если пробовала умных — редко у кого выходило. У Эренбурга — вышло».

Толстые тома в переплетах, солидные романы, представительные подборки, основа домашних собраний и украшение библиотек. Уже вышли книги с сопроводительными статьями следующих авторов

Это книги малого формата в обложках. Чаще всего небольшие, самые известные и популярные произведения. Для портфеля, для сумочки, для вагона метро, для летней веранды. Прочесть (а чаще всего перечесть) если не за один присест, то за пару вечеров. Уже вышли книги с сопроводительными статьями следующих авторов