Исаак Фридберг
АВТОБИОГРАФИЧЕСКОЕ

Не знаю, есть ли у меня биография. Вроде жил, вроде что-то делал – можно кое-какие подробности прочесть в Инете. Должен предостеречь: авторы Инета не всегда опираются на факты, особенно, когда именуют себя энциклопедистами.
Фамилию не менял. Хотя есть интернет-шутник, который долгое время утверждает, что моя настоящая фамилия – Шаевич. Посудите сами, есть ли резон менять фамилию Шаевич на фамилию Фридберг? Какое-то иудейское извращение.
Так что фамилия у меня одна. Поэтому и не уверен, есть ли у меня биография. Люди с биографиями обычно имеют две фамилии.
Моя первая книжица называлась «Тихие праздники». Она получилась маленькой и действительно тихой. Потому что тихими и грустными были
составившие ее рассказы.
Вторая называлась «Компромисс», она тоже оказалась маленькой, но стать тихой ей не удалось, Госкомиздат наградил её почетным званием политической ошибки года. Из-за чего мои следующие рукописи на несколько лет попали в стоп-лист Министерства печати.
Третьей книжицей, тоже маленькой, стала «Арена», сборник новелл. Всего новелл там было пять, и первые три доказывали Госкомиздату, что я истинный ариец и делу Коммунистической партии предан. Последние же две новеллы попали в книгу случайно, по дороге в типографию. При этом пьеса-новелла «Арена», которая дала название сборнику, к тому времени примерно 10 лет не могла получить так называемый «лит», то есть разрешение цензуры на публикацию и постановку. Владимир Коновалов, заведующий редакцией издательства, сильно рисковал, досылая «Арену» в типографию без согласования с Госкомиздатом. Правда, он подстраховался положительной рецензией консультанта Союза писателей СССР (и моего друга) Владимира Кочетова. Что свидетельствует о безусловном наличии в аппарате Союза писателей СССР и порядочных людей.
Вот так иногда удавалось обхитрить партийных контролеров литературы, чем все мы – писатели, издатели, рецензенты – я полагаю, можем чуточку гордиться.
Книга вышла, и тут же началась Перестройка. Может быть – совпадение, а может – и нет, потому что возникла критическая масса людей, желавших перехитрить партийную диктатуру. А чтобы возникла критическая масса для большого взрыва, всегда нужна последняя грамулька человеческого вещества.
Недавно сочинил «Чудо-Юдо», еще одну очень маленькую книжицу. На толстые и наглые – то ли пороху не хватает, то ли судьбы. Изобрел для себя такой жанр: чикнутый роман, или роман-чик. Что за роман-чик? Это роман, которому сделано обрезание. Зачем делать роману обрезание? Чтобы не обременять читателя ненужными подробностями в наш динамичный век. Обрезаемые подробности ведь никак не влияют на результат?
Возможна шутка, что большие романы пишут большие писатели, а обрезанные романы – писатели обрезанные. Шутка ожидаема. Так что желающие могут острить, не обижусь.
Войдите в книжный магазин и осмотритесь: на полках стоит ВСЁ. Умные люди всё и давно описали. Кому нужны новые книги?
Люди моего поколения знают: советская власть жалела писателей. В книжных магазинах не было книг. В книжных магазинах продавали контурные карты и портреты вождей. Такое положение дарило писателю иллюзию незаменимости. Иллюзию возможностей. Иллюзии иногда подвигали писателя на поступки героические. Нынче у нас – времена литературного изобилия. Писательские иллюзии кончились, бумажные подвиги смешны и бессмысленны. А книги всё равно пишутся. Зачем? Явно – не ради денег, за книги сейчас практически не
платят.
Позвольте предположить, что человек – это биологическое устройство, созданное для хранения и умножения слов. Все вместе мы образуем мировой компьютер. В книгах – база данных, или коллективный Разум. Можно назвать это Богом. Так оно устроено. Хотя каждый из нас в отдельности – тайный коллекционер психических отклонений.
Жил человек. Однажды сделал крылья и полетел к Солнцу. Долетел. На Солнце появилось еще одно пятно.

Это я сочинил. То ли притча, то ли стихотворение в прозе. Зачем сочинил – не знаю. Как этого не знает каждый, кто берется написать книгу. Мне кажется – таков писатель. Летает, не заботясь о последствиях. Есть микросекунды, когда хочется не только брать, но и дарить. Подарок возникает из ничего. Из паутины воображения. Писательское
воображение тотальную пустоту обволакивает смыслом. Подарок могут не принять. И тогда книга превратится в донос на самого себя.
Но каждый раз надеешься, что за это не расстреляют.
2012