Алексей Цветков — одна из центральных фигур современной российской поэзии, в 70-е лидер поэтической группы «Московское время» (в которую входили также Бахыт Кенжеев и Сергей Гандлевский). В 1975 году эмигрировал в США, преподавал русскую литературу, занимался журналистикой. «...Я замолчал на 17 лет, то есть я перестал писать стихи, но когда я начал снова, я понял, что язык сам в меня вливался. Тем более к тому времени появился Интернет... Живой язык — он всегда удобнее мертвого». «Записки аэронавта» — книга избранных стихотворений Алексея Цветкова, покрывающая период с 2004 года по настоящее время. В нее включены произведения из книг «Шекспир отдыхает», «Имена любви», «Ровный ветер», «Сказка на ночь», «Детектор смысла», «Онтологические напевы», а также стихи, публикуемые впервые.
Из отзывов о поэзии Алексея Цветкова:

Цветков-поэт всегда жил богачом в мировой культуре, и жизнь по ее средствам - существенная часть того света, что освещает подтекстно суровую земную участь его лирического героя, освещает «фотонами» языка собеседников в пространстве и времени, согревает энергией как искусства, так и науки: поэтика Цветкова все увлеченнее работает на тропах от науки

Вот что происходит у Цветкова день за днем: всё новые тексты выкладываются в мелкоячеистую сеть человеком, где-то неприметно сидящим у монитора. Считать ли это публикацией? Живой репликой? Полуразборчивым бормотанием под нос? Заявлением городу и миру? Правильно ли всем заинтересованным лицам уже известные стихотворения перепечатывать в периодике, где обычно принято публиковать новое и эксклюзивное? Где «проект Цветкова», там всегда больше вопросов, чем ответов. Удвоенное присутствие за монитором живого автора и его дальнозоркого двойника, гонца оттуда, рождает непреодолимую двойственность. У Ходасевича есть потрясающее стихотворение о человеке, увидевшем себя со стороны, откуда-то сверху, покинувшем собственное тело и тем самым при жизни обретшем посмертный избыток зрения и знания («Вновь эти плечи, эти руки...»). У Цветкова эта запредельная осведомленность также дана без пафоса, воплощена в простой беседе с самим собою...

Стоическое мужество "последнего римлянина" на пороге нового варварства? Того еще римлянина - "раба Адрианова". Каково жилось рабам Адриана, грекофила, строителя, любителя Антиноя, сдирателя заживо кожи с неуступчивых еврейских законников? Вот такие стихи - а какие, собственно, можно писать в осажденном городе, когда в ворота уже стучит вандальское бревно? Или - на греко-римской изысканной каторге?