В авторский сборник И. А. Бунина (1870—1953) «Темные аллеи» вошли его лирические новеллы, написанные с 1937 по 1949 год. В этих историях, объединенных вечной темой любви, не только представлена целая галерея пленительных женских портретов, но и выведена своего рода формула русской любви: в России 1910-х годов, в России накануне грозных исторических потрясений любовь неизменно оканчивается трагедией. «Я тридцать восемь раз писал об одном и том же», — говорил Бунин об этом цикле, который считал самым совершенным своим произведением и который до сих пор остается в числе главных отечественных книг о любви.

Юрий Карлович Олеша (1899—1960) — «человек феерически одаренный, он не становился писателем, а сделался им сразу... “Зависть” бомбой ахнула в литературных и журнальных кругах» (Алла Боссарт). Дебютный роман переехавшего в столицу молодого одессита сразу же был провозглашен критикой одним из вершинных достижений советской литературы. И что важно: эта оценка не оспаривается по сей день. Более того, внимательные читатели и сегодня обнаруживают в романе неожиданные художественные прозрения. К примеру, именно Олеша, описав успешного и целеустремленного работника общепита Андрея Бабичева, создал метафору будущего советского строя — образ колбасы как символ жизненного благополучия. Литературная биография Олеши развивалась как бы задом наперед: после успеха «Зависти» стало возможным издать и написанную ранее романтическую сказку «Три Толстяка» — о революционном порыве народа, свергнувшего власть буржуев. Злодеи арестованы, мечты о «колбасном социализме» еще не актуальны, будущее рисуется розовым и голубым... Будущее самого Юрия Олеши оказалось не столь радужным: он замолчал до конца жизни.

«Обыкновенная история» (1847) — первое большое произведение Ивана Александровича Гончарова. Роман, восторженно принятый критикой, мгновенно сделал писателя знаменитым. Главный герой «Обыкновенной истории», Александр Адуев, «трижды романтик — по натуре, по воспитанию и по обстоятельствам жизни» (В. Г. Белинский), желающий покорить Петербург, проходит через ряд испытаний. Его уверенность в собственных идеалах проверяется столкновениями с динамичной деловой жизнью развитого города, с реальными — а не воображаемыми — любовными чувствами и с позицией родного дяди, не верящего ни в какие популярные в провинции мечтания. Роман Гончарова можно читать и как типичную, «обыкновенную» историю молодого человека середины XIX столетия, и как рассказ о сложном выборе между разными жизненными установками, ожидающем любого человека.

Сопроводительная статья Кирилла Зубкова; примечания Зои Колеченко

Кирилл Юрьевич Зубков (род. 1986) — кандидат филологических наук, преподаватель СПбГУ, сотрудник ИРЛИ РАН (Пушкинского дома), специалист по истории русской литературы середины XIX века, автор нескольких десятков книг и статей, научный сотрудник группы по подготовке Полного собрания сочинений и писем И. А. Гончарова в 20 томах. В сферу научных интересов, помимо творчества Гончарова, входит история литературной критики, взаимодействие литературы и цензуры, а также творчество А. Н. Островского.

Александр Грин, по сей день в глазах многих являясь приключенческим автором и фантастом, сам себя считал символистом и имел для этого достаточно веские основания. Его знаменитый роман «Бегущая по волнам» со своим захватывающим сюжетом по сути, конечно, тоже символичен. И выстроен так, что самые характерные гриновские мотивы, те, что угадываются во многих других его сочинениях, проявлены здесь особенно наглядно. Внимательному взгляду за пестротой образов и событий здесь открывается движение упорной мысли в поисках сути вечных — и вечно ускользающих — вопросов, которые небезболезненно касаются основ жизни каждого из нас.

«Прочтите это, если у вас хватит смелости», — так сказал Томас Манн о написанном в 1924 году романе-эпопее Ивана Шмелева (1873—1950) «Солнце мертвых». Смелость требовалась современникам, но смелость требуется и сегодняшнему читателю, чтобы поверх историко-героической беллетристики советских лет взглянуть правде в глаза: гражданская война — одно из самых чудовищных и страшных несчастий, выпавших на долю России. Расчеловечивание, обращенное в принцип презрение ко всем нормам морали, настоящий разгул дьявольщины — таким увидел известный писатель и православный мыслитель Иван Шмелев большевистский режим в Крыму осенью 1920 года. «Это такая правда, что и художеством не назовёшь. В русской литературе первое по времени настоящее свидетельство о большевизме. Кто ещё так передал отчаяние и всеобщую гибель первых советских лет, военного коммунизма?» (Александр Солженицын).

Сопроводительная статья Александра Солженицына

Александр Исаевич Солженицын (1918—2008) — великий русский писатель и общественный деятель. Диссидент, боровшийся против коммунистических идей и политического строя СССР. Лауреат Нобелевской премии по литературе (1970).

Эрнст Теодор Амадей Гофман (1776—1822), задумывая свои «Эликсиры сатаны», собирался показать, как он сам писал, «на примере причудливой, удивительной жизни человека, над которым силы небесные и демонические властвовали еще с рождения, все таинственные связи человеческого духа с высшими принципами». Получился «роман-головоломка, роман-ребус. Или, если угодно, роман — система зеркал, где никто и ничто не существует в единственном числе, и все повторяется, отражается одно в другом» (Евгений Клюев). Монах Медард, от имени которого Гофман рассказывает душераздирающую историю, не может противостоять искушению отведать дьявольский эликсир, который пробуждает в нем самые низменные страсти — вплоть до убийства и кровосмесительства. Все подробно описанные ужасы стилизованы под популярный в то время готический роман, однако местами явно пародируют его. В этом Гофман определенно опередил свой век, словно заглянув в наши дни, когда «ужастики» стали привычным развлечением для массового читателя. Для всех, кто «любит бояться», «Эликсиры сатаны» — один из шедевров-первоисточников.

«Мы» Евгения Замятина (1884—1937) открывает парад великих антиутопий XX века. Роман, неизменно входящий в списки лучших и наиболее важных фантастических книг, был создан в то время, когда казалось возможным построить новое общество на новых началах; и потребовался талант писателя и дар пророка, чтобы увидеть возможные контуры этого грядущего мира. И если первые читатели романа видели в нем злую и опасную карикатуру на социалистическое государство, то сегодня обращает на себя внимание то, что в будущем, по Замятину, главенствуют математически выверенная рациональность, машина и цифра. Последователи писателя разовьют идеи, заложенные в его романе. Хаксли покажет возможность манипуляции человеком на биологическом уровне, Оруэлл — идеологический диктат, осуществляемый с помощью медиатехнологий, Брэдбери — мир, где само существование культуры окажется под угрозой. И все же именно в романе «Мы» Замятина, свидетеля и участника грандиозных социальных потрясений, сильнее и громче звучит тема, ставшая одной из ключевых в истории XX века: о возможности построения утопического общества и о возможности человека сохранить в этом обществе себя, свою личность. Книга эта удивительно созвучна и нашему двадцать первому веку.

В книгу вошли две повести Николая Лескова (1831—1895), увидевшие свет почти одновременно, в 1873 году. Естественно, много общего оказалось и в движении мысли «самого русского из наших писателей» (Л. Н. Толстой). Лесков все дальше отходит от традиционного европейского романа, причем это движение вспять — к былине, к русскому сказу, к свободной форме с неоднозначными героями и открытыми финалами. Кто этот «очарованный странник»? Убийца? Несомненно. Праведник? Да, конечно. Грехи и покаяние сплавлены в душе его — и, вероятно, это и есть то главное, что ценил в русском характере писатель. Герои обеих повестей — прообразы тех совсем не простых, но глубинно нравственных людей, которых Лесков пытался разглядеть в обществе и которых называл хорошими людьми. «Ужасно и несносно… видеть одну “дрянь“ в русской душе, ставшую главным предметом новой литературы, и… пошел я искать праведных... но куда я ни обращался, все отвечали мне в том роде, что праведных людей не видывали, потому что все люди грешные, а так, кое-каких хороших людей и тот и другой знавали. Я и стал это записывать»

«А роман я допишу, и, смею уверить, это будет такой роман, от которого небу станет жарко…». Так в 1923 году Михаил Афанасьевич Булгаков (1891—1940) пишет о «Белой гвардии» — первом, а по мнению некоторых литературных специалистов, и лучшем своем романе. «Толстовский ген»в «Белой гвардии» очевиден. Правда, баланс сильно нарушен: войны в романе с избытком, а мира сильно меньше, чем у Толстого — его с большим трудом пытаются сохранить в доме Турбиных. Это плохо удается: в Гражданскую войну собрать за одним столом семью ничуть не проще, чем собрать
распавшуюся родину и восстановить разрушенную жизнь. Удивительно проницателен и мудр взгляд молодого, в сущности, человека на трагедию крушения русского мира. О чем, уже эмигрировав из этого ставшего для него чужим мира, написал другой выдающийся писатель, Георгий Адамович: «С высот, откуда ему открывается вся панорама человеческой жизни, он смотрит на нас с суховатой и довольно грустной усмешкой. Несомненно, эти высоты настолько значительны, что на них сливаются для глаза красное и белое — во всяком случае, эти различия теряют свое значение». Даже в сегодняшней России, век спустя, такое понимание истории приживается трудно.

Мало найдется в мире писателей, чью славу, как у О. Генри (1869—1910), составили бы не романы и повести, а небольшие рассказы. Всего лишь новеллы — правда, их он написал множество, — но без оглядки на них невозможно представить себе всю американскую классику ХХ века, от Скотта Фитцджеральда и Хемингуэя до Фолкнера и Сэлинджера. «Русский читатель читает Генри, потому что читать его весело, и ценит в нем то, чего так не хватает нашей литературе, — ловкость конструкции, забавность сюжетных положений и развязок, сжатость и быстроту действия», — отмечал в 1925 году Борис Эйхенбаум. Но среди русских читателей оказались, естественно, и писатели. Так что и на одесских рассказах Бабеля или «Двенадцати стульях» и «Золотом теленке» Ильфа и Петрова лежит отблеск рассказов О. Генри. Под влиянием его эстетики создавался и «золотой стандарт» будущего кинематографа, причем в самых разных его жанрах — и в крутом вестерне, и в мелодраме, и в комедии. «Жизнь состоит из рыданий, всхлипов и улыбок, с преобладанием всхлипов», — написал когда-то великий новеллист. В эмоциях же его читателей — и прежних, и теперешних — преобладают улыбки.
 
Перевод с английского Михаила Урнова, Корнея Чуковского, Марии Лорие, Татьяны Озерской, Нины Дарузес, Ольги Холмской, Ирины Гуровой, Наталии Волжиной. Сопроводительная статья Леонида Бахнова

Леонид Владленович Бахнов (род. 1948) — прозаик, критик. Окончил филологический факультет МГПИ. Работал в «Общей газете», «Литературном обозрении», «Известиях». В журнале «Дружба народов» с 1988 по 2017 год заведовал отделом прозы. Член Союза писателей Москвы, член Академии русской современной словесности (АРС’С).