Американский репортер-экстремал Джон Сайлас Рид (1887—1920) за свою недолгую жизнь побывал во многих горячих точках планеты и поучаствовал в нескольких войнах и восстаниях. Но настоящую славу (а также смерть от тифа и похороны на Красной площади) принесла ему русская революция, которой он посвятил свою последнюю, главную книгу — восторженную, наполненную живыми подробностями и пафосом слома старого мира. Книгу не только очевидца, но и заинтересованного участника событий, искреннего приверженца большевиков. Большевики его труд и талант оценили. «Эту книгу я желал бы видеть распространённой в миллионах экземпляров и переведённой на все языки», — написал Ленин. Желание вождя сбылось. Но сегодня, по прошествии ста лет, история тех десяти эпохальных дней читается все же несколько иначе. Мы ведь знаем, что было дальше — годы и десятилетия спустя после того, как 25 октября 1917 года американский репортер подошел к двери кабинета Керенского в Зимнем дворце и попросил дежурного офицера об интервью с главой Временного правительства. «К сожалению, нельзя, — ответил тот по-французски. — Александр Федорович крайне занят... — Он взглянул на нас. — Собственно, его здесь нет...»

Илья Григорьевич Эренбург (1891—1967) пишет в марте 1922 года: «Мне кажется, что когда Вы прочтете “Хуренито”, Вы во второй раз познакомитесь со мной. В понимании этой книги три ступени — кретины видят философию нигилизма и негодуют, “середняки” — решают, что это сатира, и смеются, а немногие... вот сие не умею определить... Знаю только, что это и то и другое и еще всякое». Среди этого «всякого» для «немногих» — поразительные пророчества Эренбурга: о скором соединении нацизма с социализмом; о грядущем Холокосте; об оружии невероятной силы и применении его американцами против японцев; о том, что воинствующий ислам может «поджечь весь мир»... Зоркость не отказала Эренбургу и при взгляде на советские реалии. Чего стоит фраза кремлевского вождя, в котором легко узнается Ленин: «Мы гоним в рай железными бичами». Евгений Замятин, автор антиутопии «Мы», хорошо знавший цену пророчествам, на- писал: «Едва ли не оригинальнее всего, что роман — умный и сам Хулио Хуренито — умный. За редким исключением русская литература десятилетиями специализировалась на дураках, тупицах, идиотах, блаженных, а если пробовала умных — редко у кого выходило. У Эренбурга — вышло».

Австрийский психолог и психоаналитик Зигмунд Фрейд (1856—1939) вот уже более ста лет остается одним из самых влиятельных мыслителей нового времени. Книги Фрейда читают как популярную беллетристику, несмотря на то что в них исследуются сложные, специализированные темы, связанные со структурой человеческого сознания и личности. И есть безусловная логика в том, что Зигмунда Фрейда номинировали на Нобелевскую премию не только по медицине, но и по литературе. Ни одной он, впрочем, не получил, и сложно сказать, в каком из случаев больше несправедливости. Две работы, которые вошли в книгу, в совокупности должны представить читателю два главных этапа научной и писательской деятельности Фрейда. Если «Психопатология...» посвящена проявлениям подсознательного в жизни отдельного человека, то «Тотем и табу» — это своего рода антропологическая энциклопедия, предметом которой является не отдельная личность, но человечество как сообщество и человек как биологический вид. Центральная тема этой работы — коллективное сознание, коллективное бессознательное и коллективная мифология.
  
Перевод  с немецкого Якова Когана, Моисея Вульфа. Сопроводительная статья Ольги Федяниной
   
Ольга Владимировна Федянина — переводчик, критик, драматург. Член Ассоциации театральных критиков. Окончила театроведческий факультет ГИТИСа им. А. В. Луначарского. Редактор и обозреватель еженедельника «Коммерсант-Weekend». Автор сценических переводов и адаптаций.

Василь Владимирович Быков (1924—2003) умел держать удар — война научила. Но когда осенью 1965 года повесть «Мертвым не больно» была напечатана на белорусском, а через год «Новым миром» по-русски, ему пришлось совсем туго — разгромные статьи в «Правде» и «Огоньке», пристальный интерес органов госбезопасности и, наконец, предложение партийных функционеров «убраться за рубеж». Его война продол- жалась, но теперь по нему били не немцы, а свои. А значит, повесть по- пала в самую точку, она была именно о том, кто был свой, а кто чужой в страшной военной мясорубке, да и после нее. Всю свою писательскую жизнь Василь Быков пытался в этом разобраться. Свой ли лейтенанту Василевичу смершевец Сахно, который заставляет застрелиться раненого Юрку Стрелкова, а сам сдается в плен? Свой или чужой партизанке Зоське ее товарищ по отряду Антон Голубин (повесть «Пойти и не вернуться»), который мечется между чувством военного товарищества, прямым предательством, попыткой отсидеться и спастись? Нет у Зоськи заранее заданного ответа, нет его и у Василя Быкова. И каждый читатель найти этот ответ должен сам.

Перевод с белорусского Василя Быкова, Михаила Горбачева. Сопроводительная статья Натальи Игруновой

Наталья Игрунова — литературный критик, переводчик, радиоведущий. Окончила факультет журналистики МГУ. Первый заместитель главного редактора журнала «Дружба народов». Основная сфера профессиональных интересов — современная русская литература в общекультурном и социальном контексте, литература стран ближнего зарубежья. Автор книги «Воздух времени. После СССР: мы и наши мифы» (2015).