Вот уже пятое столетие знаменитые трагедии Шекспира остаются наиболее востребованными литературными произведениями, спектакли «Отелло» и «Макбет» идут на многочисленных театральных подмостках по всему миру, сделаны десятки экранизаций, написаны оперы, поставлены балеты. В чем секрет огромной популярности Шекспира? Известно, что сюжеты для пьес великий драматург заимствовал у своих предшественников, почему же именно шекспировские версии стали культовыми? Быть может, потому, что именно он смог показать высший накал низких страстей человеческих — будь то помутившая рассудок Отелло жгучая ревность или необузданная жажда власти тщеславного Макбета. Разбуженные и разбушевавшиеся эти страсти несут гибель, но сквозь ужас событий и судеб у Шекспира всегда проглядывает «скрытый в трагедии смысл» (А. Блок), понуждающий человека к познанию самого себя.

Роман «Золотой теленок» (1931) является второй частью знаменитой дилогии. Илья Ильф (1897—1937) и Евгений Петров (1902—1942) по требованию публики «воскресили» Остапа Бендера после его трагической гибели в финале «Двенадцати стульев». Но обаятельный и остроумный авантюрист предстает в «Золотом теленке» заметно изменившимся: он поумнел, погрустнел, набрался жизненного опыта. Сегодня, когда мы знаем, насколько легко роман выдержал проверку временем, кажется особенно недалекой и примитивной его оценка современниками-литераторами. «Идея денег, не имеющих моральной ценности» (Евгений Петров) многим из них показалась недостаточно убедительно раскрытой. «Опасное сочувствие» авторов Остапу отметил Анатолий Луначарский, «сукиным сыном» назвал Бендера Александр Фадеев. Сам же Остап к своему очередному поражению отнесся иронично-философски: «Графа Монте-Кристо из меня не вышло. Придется переквалифицироваться в управдомы». Но хоть жив остался, порадовались читатели. И остался самим собой — живым, располагающим к себе героем, одним из самых цитируемых персонажей русской литературы. Он сегодня не просто литературный герой — он часть нашей речи.

Сопроводительная статья Вадима Жука

Вадим Семенович Жук (р. 1947) — поэт, драматург и актер. Выпускник театроведческого факультета ЛГИТМиКа. Основатель и художественный руководитель сатирического театра-студии «Четвертая стена». Автор пяти поэтических сборников, нескольких сценариев анимационных фильмов. Был художественным руководителем фестиваля юмора и сатиры «Золотой Остап». Автор сценариев и ведущий церемоний ряда анимационных и театральных фестивалей, среди которых «Золотой софит», «Крок», фестиваль анимационного кино в Суздале. Лауреат нескольких литературных премий.

Ранний роман Федора Михайловича Достоевского (1821—1881) «Униженные и оскорбленные» существует как бы в тени его «великого пятикнижия» («Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Подросток» и «Братья Карамазовы»). Но именно эта книга, опубликованная в 1861 году, вывела из тени самого Достоевского, позволила ему заново дебютировать — после десятилетия каторги, ссылки и армейской службы. «В романе, — писал автор, — есть полсотни страниц, которыми я горжусь». Можно предполагать, что речь идет о совершенно новом жизненном опыте, размышлениях Федора Михайловича о писательском творчестве (Иван Петрович, главный герой романа, отчетливо автобиографичен), любовных терзаниях, пережитых самим Достоевским в годы ссылки, его нравственных поисках. Оскар Уайльд, оценивая и сравнивая романы Толстого, Тургенева и Достоевского, особо выделял именно «Униженных и оскорбленных», в которых он находил связь с античной трагедией и слышал «отзвук сострадания».

В книге собраны рассказы и повести Льва Толстого (1828—1910), которые написаны им на исходе ХIХ века и представляют Толстого-психолога, Толстого-философа, Толстого-советчика, размышляющего на темы из частной человеческой жизни: эгоизм и душевная широта, собственность, искушения, насилие, жадность... Словом, те темы, которые волнуют любого, даже самого «маленького» человека, просто проживающего свою жизнь. Обиженного, больного, несчастного, влюбленного, брошенного — и, конечно, смертного. «Прошедшая история жизни Ивана Ильича была самая простая и обыкновенная и самая ужасная». Эту знаменитую толстовскую фразу такой человек ощущает, как укол в сердце, и думает: «Это про меня». Программные повести и рассказы «Смерть Ивана Ильича», «Холстомер» и «После бала» дополнены не столь широко известным «Фальшивым купоном», а также притчевыми «Чем люди живы» и «Сколько человеку земли нужно».

Оба произведения Валентина Петровича Катаева (1897—1986), вошедшие в эту книгу, считаются центральными текстами позднего, «мовистского» периода его творчества. «Алмазный мой венец» (1978) — это череда воспоминаний о главных литературных персонажах ушедшей эпохи. Королевич — Сергей Есенин, птицелов — Эдуард Багрицкий, ключик — Юрий Олеша, синеглазый — Михаил Булгаков, мулат — Борис Пастернак, штабс-капитан — Михаил Зощенко… «Процесс расшифровывания катаевских “крестословиц” … представлял собой чудесное и увлекательное вознаграждение за те неизбежные трудности, которые с этим процессом были сопряжены» (Олег Лекманов и Мария Котова). Оценки романа критикой и читателями были полярными — от восторженных до оскорбительных. Но любые оценки автор мог считать благом, поскольку о повести «Уже написан Вертер» (1980), в которой Катаев «в неверном свете представляет роль ВЧК как инструмента партии в борьбе против контрреволюции», просто было запрещено упоминать в советской печати. К счастью, до снятия этого запрета писатель успел дожить.

В начале ХХ века книга великого еврейского писателя Шолом-Алейхема (1859—1916) «Мальчик Мотл» считалась смешной: девятилетний герой живет в еврейском местечке насыщенной жизнью «счастливого сироты», в окружении «чарли чаплиных»… Но смешное — такая непрочная субстанция! Оно словно выветривается из книг по мере того, как меняются читательские поколения. И возможно, сегодня главной для кого-то кажется этнографическая составляющая повести: вот как жили те, про кого она написана. Вот как ели, вот как одевались, вот какие были у них обычаи и привычки, вот как они общались. Вот как бежали, спасаясь от погромов, как эмигрировали за океан. Но все это было еще «до того», до Катастрофы… И герои «Мальчика Мотла» разговаривали на идише — языке, уничтоженном в середине ХХ века. И все-таки: эта книга когда-то считалась смешной. Может, у вас получится так ее прочитать.

В книгу вошли два произведения Андрея Платонова (1899—1951), которые при его жизни не были да и не могли быть опубликованы. Но именно платоновскому «Котловану» было суждено стать самой ясной и страшной метафорой эпохи «великого перелома», закладки «фундамента социализма». Это книга о том, как землекопы, роющие циклопический котлован невнятного назначения, сами превращаются в расходный материал великой стройки. Иосиф Бродский, прочитав «Котлован», заметил: «Первое, что следовало бы сделать, закрыв данную книгу, это отменить существующий миропорядок и объявить новое время». Относительно новые времена настали, вслед за «Котлованом» (1969) вышла из печати восточная повесть «Джан» (в полном виде в 1999-м), «предвосхитившая многое в мировой литературе, в частности такое явление, как латиноамериканская проза» (Наталья Корниенко). И миропорядок постепенно вроде бы улучшается. Но Андрей Платонов, с его беспощадной честностью и невероятной речью, не дает нам покоя. Он заставляет нас всматриваться в тревоге не столько в запечатленный им жутковатый мир, сколько в наши собственные души.

Иван Сергеевич Тургенев (1818—1883) — вероятно, самый «школьный» из русских классиков. Старшеклассники списывают друг у друга что-то про «лишних людей» и «разбитое сердце». Правда, лишь до той поры, пока сердце то одного, то другого не пробьет молнией внезапное откровение: это же про меня! Вообще-то Тургенев писал про себя. В каждую из повестей, составивших эту книгу, «зашиты» его личные сердечные драмы. Зина Засекина («Первая любовь») — это 19-летняя поэтесса Катя Шаховская,
которая предпочла 15-летнему будущему писателю его отца. Читая о любви Ивана Петровича к дворовой девушке («Дворянское гнездо»), хорошо бы знать о чувстве Тургенева к белошвейке Авдотье. И о том, что их дочь Полина стала прототипом героини повести «Ася»… Личную жизнь Ивана Сергеевича трудно назвать благополучной, и наверняка отчасти поэтому «невозможность счастья — сквозной мотив прозы Тургенева» (Майя Кучерская). И к сведению старшеклассников: «тургеневские девушки» — это гордые особы с сильными характерами, искренними чувствами и готовностью к жертвам ради любимых. Жаль, «тургеневские юноши» не часто им соответствуют — что прежде, что теперь.

Тот, кто читал сказку «Маугли» Редьярда Киплинга (1865—1936), тот непременно должен прочесть и его роман «Ким». Вот уж действительно «два мира — два детства». Точнее, мир-то общий, Индия на рубеже ХХ века, только джунгли разные. И не сразу скажешь, в каких жить опаснее и сложнее — в звериных или человеческих. «Киплинг осуществил свою мечту, владевшую им в пансионе Портсмута. Он прожил другое, настоящее детство. Он создал Кима О’Хара и стал им» (Анна Бердичевская). Ким — подросток-сирота, который становится учеником странствующего тибетского ламы, связанного с британской этнологической разведкой. Подросток включается в охоту за секретными документами русской разведки. Идет Большая Игра (именно Киплинг ввел в оборот этот термин) между Британской и Российской империями за доминирование в Центральной и Средней Азии. А под пером «барда английского империализма» рождается новый жанр — шпионский роман. Через несколько десяти летий дорогами школьника Кима из Лакхнау отправится Джеймс Бонд.