Константин Паустовский
Константин Георгиевич Паустовский (1892—1968) нашел в лесном Мещорском краю «самое большое, простое и бесхитростное счастье». Наверное, лишь очень наивный и неподготовленный читатель отнесет рассказы и повести Паустовского о любимой его стороне к «заметкам натуралиста» — тут все в неразрывном единстве. И обаяние «тихой и немудрой земли под неярким небом». И удивительно талантливые деревни («в Солотче почти нет избы, где не было бы картин. Спросишь: кто писал? Отвечают: дед, или отец, или брат»). И глубокие размышления о сути человеческого предназначения на земле. Интересное обстоятельство: из семинара Паустовского в Литинституте вышли Владимир Тендряков, Григорий Бакланов, Юрий Бондарев, Юрий Трифонов, Борис Балтер — кажется, более «городских» писателей трудно и подобрать. Конечно, творческим даром их наделила природа, но наверняка кое-что вложил в души и объяснил учитель. Ну, например, вот так: «Вдохновение входит в нас, как сияющее летнее утро, только что сбросившее туманы тихой ночи, забрызганное росой, с зарослями влажной листвы. Оно осторожно дышит н ам в лицо своей целебной прохладой». Это вдохновение — из Мещоры родом.
читать дальше
|
|
Александр Солженицын
Когда в сентябре 1962 г. Лидия Чуковская спросила Анну Ахматову, читала ли она еще не напечатанную историю одного дня одного лагерного заключенного и что о ней думает, ответ великого поэта был ясен и тверд. «“— Думаю? Эту повесть о-бя-зан про-чи-тать и выучить наизусть — каждый гражданин изо всех двухсот миллионов граждан Советского Союза”. Она выговорила свою резолюцию медленно, внятно, чуть ли не по складам, словно объявляла приговор». Сейчас — более, чем полвека спустя — ясно, что сказанное Ахматовой должно быть распространено и на два рассказа Александра Солженицына, появившиеся вслед за «Одним днем Ивана Денисовича» и крепчайше с ним связанные. В мире, где власть основана на лжи и жестокости, где их флюиды пронизывают все бытие, чудовищное зло могут творить не только прирожденные негодяи, но совестливые, честные, жаждущие справедливости люди («Случай на станции Кочетовка»). Этот мир как-то да держится лишь потому, что обретаются в нем неприметные, а то и невзрачные с виду, но истинно чистые душой люди, увидеть которых дано русскому писателю («Матрёнин двор»; первоначальное название рассказа — «Не стоит село без праведника»). Возможно, будь завет Ахматовой расслышан и исполнен, страна наша и мы сами были бы несколько иными, чем сейчас.
читать дальше
|
|
Илья Ильф, Евгений Петров
Илья Ильф (1897—1937) и Евгений Петров (1902—1942) начали вместе писать в середине 1920-х. Безусловный и неоспоримый памятник их совместному творчеству — два знаменитых романа. Но и до, и после, и между «12 стульями» и «Золотым теленком» соавторы писали много и смешно. Возможно, это не самая полная и удачная характеристика их фельетонного творчества — но это так. «Книга зачисляется либо в “железный инвентарь”, либо в “золотой фонд”» (Ильф и Петров). Собранные в этой книге рассказы и фельетоны, по такой классификации, наверное, ближе к инвентарю — они часто носят вполне прикладной характер, решают какую-нибудь насущную и наболевшую проблему. Например, несправедливость судебного решения. Или идиотское начинание местного чиновника. Или начетнический подход к изучению истории и литературы в школе. Эти недостатки писатели жестоко высмеивали. Помогало ли это вытащить занозу? На этот больной для сатирика вопрос много лет спустя ответил другой классик жанра, Михаил Жванецкий: «Либо наша жизнь станет лучше, либо мои произведения будут бессмертными». Пока у Ильфа и Петрова все складывается в пользу бессмертия.
читать дальше
|
|
Александр Радищев
Кто проходил в школе «Путешествие из Петербурга в Москву», наверняка вспомнит чудище, которое «стозевно и лаяй». Войне с этим чудищем — российским самодержавием — и посвятил свою разоблачительную книгу прозаик, поэт, философ-вольнодумец, государственный чиновник Александр Николаевич Радищев (1749—1802). Говоря сегодняшним языком, это был классический самиздат — типографию Радищев оборудовал дома. Автор ство не удалось сохранить в тайне, Радищев был арестован, судим, приговорен к смерти Екатериной II, казни избежал, был сослан, возвращен на службу Павлом I, то ли покончил с собой, то ли выпил яд по ошибке… А книга жила своей жизнью, ее уже нельзя было ни отменить, ни арестовать, ни запретить. Декабристы на допросах называли Радищева среди своих учителей. Пушкин в черновике «Памятника» написал «Вослед Радищеву восславил я свободу». Потом заменил Радищева на «мой жестокий век». Век был действительно жесток, но и с гибелью самодержавия другой добрее не настал. Да и следующий за ним. «Поехавши из Петербурга, я воображал себе, что дорога была наилучшая». Увы, Александр Николаевич, дорога лучше не становится, хоть и другие чудища лают на либералов-демократов, но все так же стозевно.
читать дальше
|
|
Илья Эренбург
В июне 1922 года Илья Григорьевич Эренбург (1891—1967) писал Марине Цветаевой: «Отдых у меня чудной: позавчера начал новую книгу. “13 трубок” (13 историй). Каких? Гнусно-мудро-трогательных… Возможно, что эта классификация чужих трубок (жизней) поможет найти некое равновесие». Вначале трубки, описанные Эренбургом, не имели названий — он их просто нумеровал. Но, приобретя огромную популярность у читателей, трубки заслужили и имена собственные: Трубка коммунара, Трубка солдата Пьера Дюбуа, Трубка лорда Грайтона, Трубка миллионера ван Эстерпеда, Трубка племени Гобулу, Трубка бога Калабаша, Трубка киноактера… «Эренбург в столь занимательную форму облек здесь свои размышления о многих важных вещах — о войне и мире, о любви и ненависти, о жизни и смерти, о добре и зле, об истине и заблуждениях, наконец, просто об игре случая в судьбе человека» (Борис Фрезинский). Созданный на заре литературной карьеры будущего знаменитого писателя, сборник «13 трубок» остался одним из самых любимых и самых читаемых его произведений.
читать дальше
|
|
Михаил Александрович Шолохов
Всемирную славу и Нобелевскую премию по литературе Михаилу Александровичу Шолохову (1905—1984) принес четырехтомный роман «Тихий Дон». Но для тех, кто ценит талант Шолохова, сегодня ничуть не менееважно и интересно взглянуть на исток грандиозной эпопеи — рассказы, созданные в 1924—1926 годах. Лаконичные, достоверные, жестокие свидетельства трагической эпохи были объединены писателем в три сборника: «Донские рассказы», «Лазоревая степь» и «О Колчаке, крапиве и прочем». Было ясно, что продолжение последует. «В “Шибалковом семени” уже виден автор “Тихого Дона” (Дмитрий Быков). Вполне логическим завершением книги служит поздний шолоховский шедевр — рассказ «Судьба человека» (1956). На излете творческой биографии писатель словно вновь переводит взгляд с огромной исторической панорамы на лицо столь любимого русской классикой «маленького человека». Масштаб героя не определяется числом выделенных ему страниц — Андрей Соколов так же близок и дорог отечественной литературе, как и Григорий Мелехов.
читать дальше
|
|
Альфред де Мюссе
Меланхоличного русского офицера, сосланного на Кавказ, современники не без основания посчитали «репликой» Октава де Т. — героя романа Альфреда де Мюссе (1810—1857) «Исповедь сына века». Настало время отдать литературный долг — представим Октава сегодняшнему российскому читателю как французского Печорина. Роман Мюссе, посвященный трагической любви юного Октава к Бригитте, как и гениальный лермонтовский роман, много шире личных переживаний героев — это исповедь разочарованного поколения, столь хорошо знакомых нам «лишних людей». Да, они жили не только в России. И не только во Франции. Интересно вообще задуматься, откуда они время от времени берутся. «Там, где политика и социальные установки власти лишают молодежь перспектив, а ее энергетику направляют на обслуживание собственного выживания, там, где энтузиазм создающих культуру уничтожается деньгами и самой возможностью продаваться, там, где религия превращается в формальное обрядоверие, а нравственность становится разве что поводом для зубоскальства, — там достаточно ничтожного повода, легкой вспышки, какой-нибудь несчастной любви, чтобы ничтожество бытия обрело вселенские масштабы» (Михаил Яснов).
читать дальше
|
|
Гилберт Кийт Честертон
Этот сборник составлен из двух не самых популярных произведений Гилберта Кийта Честертона (1874—1936), славу которому принесли, безусловно, его рассказы об отце Брауне. Но не самые известные — не значит самые малоинтересные. Современный читатель по достоинству оценит сюжет романа «Наполеон Ноттингхилльский», написанного в 1904 году — но с отсылом в 2014-й. Это остросоциальная фантастика. Сюжет: обычный чиновник-шутник внезапно становится королем Великобритании. Один из его приколов — провозглашение «Хартии Предместий», которую вначале никто не принимает всерьез. Но проходит совсем немного времени, амбиции захлестывают мелких политиков — и вот уже бушует кровопролитная война между «незалежными» лондонскими районами… Фабула романа «Человек, который был Четвергом» не менее современна. Поэт-анархист Люциан Грегори утверждает, что поэзия есть орудие революции. Чтобы убедить в этом агента тайной полиции Гэбриела Сайма, он вводит его в тайное общество террористов, имена которым присваиваются по названиям дней недели. Агент становится Четвергом, и его задача — добраться до Воскресенья, главаря организации. Остальное было бы спойлером. Читайте.
читать дальше
|
|
Дэвид Герберт Лоуренс
Судьба романа «Любовник леди Чаттерли» печальна и прекрасна. Его автор Дэвид Герберт Лоуренс (1885—1930), казалось, смолоду поставил перед собой задачу эпатировать английское общество всеми доступными ему способами. Критика регулярно обвиняла его в безнравственности, пацифизме, порнографии, пропаганде разврата и подрыве моральных устоев. Пик обвинений пришелся на финал жизни и творчества, роман «Любовник леди Чаттерли». В 1928 году, сразу после выхода, роман был запрещен. Тридцать лет он распространялся разными полулегальными путями — и, во многом благодаря запрету на родине писателя, во всем мире известность его росла. Наконец в 1960 году, после громкого судебного процесса, роман был разрешен и в Англии. К этому моменту он уже был причислен к безусловной классике английской литературы ХХ века. По заслугам ли? Сегодняшний читатель спокойно воспримет страницы, некогда возмущавшие чопорную публику, и, думается, по достоинству оценит тонкий психологизм, драматизм сюжета и литературное мастерство автора. А может быть, даже поставит себя на место какого-нибудь из героев этого невероятного любовного треугольника и посочувствует ему. Потому что сочувствия заслуживает каждый.
читать дальше
|
|
Гайто Газданов
Перед вами зрелая проза писателя-эмигранта Гайто Газданова (1903 — 1971). Загадочный роман «Призрак Александра Вольфа» (1947—1948) и философская, отчасти детективная книга «Возвращение Будды» (1949— 1950). Именно эти два текста принесли Газданову прижизненную известность. Также в небольшой том вошли поздние рассказы: «Письма Иванова», «Панихида» и «Нищий», — все они в свое время получили хорошую критику. Но объединяет эти рассказы и романы еще и глубина философских рассуждений писателя о жизни, смерти и смысле человеческого бытия.
читать дальше
|
|
|