Проверено временем

ИЗДАТЕЛЬСТВО «ВРЕМЯ»

Константин Георгиевич Паустовский (1892—1968) нашел в лесном Мещорском краю «самое большое, простое и бесхитростное счастье». Наверное, лишь очень наивный и неподготовленный читатель отнесет рассказы и повести Паустовского о любимой его стороне к «заметкам натуралиста» — тут все в неразрывном единстве. И обаяние «тихой и немудрой земли под неярким небом». И удивительно талантливые деревни («в Солотче почти нет избы, где не было бы картин. Спросишь: кто писал? Отвечают: дед, или отец, или брат»). И глубокие размышления о сути человеческого предназначения на земле. Интересное обстоятельство: из семинара Паустовского в Литинституте вышли Владимир Тендряков, Григорий Бакланов, Юрий Бондарев, Юрий Трифонов, Борис Балтер — кажется, более «городских» писателей трудно и подобрать. Конечно, творческим даром их наделила природа, но наверняка кое-что вложил в души и объяснил учитель. Ну, например, вот так: «Вдохновение входит в нас, как сияющее летнее утро, только что сбросившее туманы тихой ночи, забрызганное росой, с зарослями влажной листвы. Оно осторожно дышит н ам в лицо своей целебной прохладой». Это вдохновение — из Мещоры родом.

читать дальше

Мещорская сторона
Когда в сентябре 1962 г. Лидия Чуковская спросила Анну Ахматову, читала ли она еще не напечатанную историю одного дня одного лагерного заключенного и что о ней думает, ответ великого поэта был ясен и тверд. «“— Думаю? Эту повесть о-бя-зан про-чи-тать и выучить наизусть — каждый гражданин изо всех двухсот миллионов граждан Советского Союза”. Она выговорила свою резолюцию медленно, внятно, чуть ли не по складам, словно объявляла приговор». Сейчас — более, чем полвека спустя — ясно, что сказанное Ахматовой должно быть распространено и на два рассказа Александра Солженицына, появившиеся вслед за «Одним днем Ивана Денисовича» и крепчайше с ним связанные. В мире, где власть основана на лжи и жестокости, где их флюиды пронизывают все бытие, чудовищное зло могут творить не только прирожденные негодяи, но совестливые, честные, жаждущие справедливости люди («Случай на станции Кочетовка»). Этот мир как-то да держится лишь потому, что обретаются в нем неприметные, а то и невзрачные с виду, но истинно чистые душой люди, увидеть которых дано русскому писателю («Матрёнин двор»; первоначальное название рассказа — «Не стоит село без праведника»). Возможно, будь завет Ахматовой расслышан и исполнен, страна наша и мы сами были бы несколько иными, чем сейчас.

читать дальше

Один день Ивана Денисовича

Илья Ильф (1897—1937) и Евгений Петров (1902—1942) начали вместе писать в середине 1920-х. Безусловный и неоспоримый памятник их совместному творчеству — два знаменитых романа. Но и до, и после, и между «12 стульями» и «Золотым теленком» соавторы писали много и смешно. Возможно, это не самая полная и удачная характеристика их фельетонного творчества — но это так. «Книга зачисляется либо в “железный инвентарь”, либо в “золотой фонд”» (Ильф и Петров). Собранные в этой книге рассказы и фельетоны, по такой классификации, наверное, ближе к инвентарю — они часто носят вполне прикладной характер, решают какую-нибудь насущную и наболевшую проблему. Например, несправедливость судебного решения. Или идиотское начинание местного чиновника. Или начетнический подход к изучению истории и литературы в школе. Эти недостатки писатели жестоко высмеивали. Помогало ли это вытащить занозу? На этот больной для сатирика вопрос много лет спустя ответил другой классик жанра, Михаил Жванецкий: «Либо наша жизнь станет лучше, либо мои произведения будут бессмертными». Пока у Ильфа и Петрова все складывается в пользу бессмертия.

читать дальше

Разговоры за чайным столом
Кто проходил в школе «Путешествие из Петербурга в Москву», наверняка вспомнит чудище, которое «стозевно и лаяй». Войне с этим чудищем — российским самодержавием — и посвятил свою разоблачительную книгу прозаик, поэт, философ-вольнодумец, государственный чиновник Александр Николаевич Радищев (1749—1802). Говоря сегодняшним языком, это был классический самиздат — типографию Радищев оборудовал дома. Автор ство не удалось сохранить в тайне, Радищев был арестован, судим, приговорен к смерти Екатериной II, казни избежал, был сослан, возвращен на службу Павлом I, то ли покончил с собой, то ли выпил яд по ошибке… А книга жила своей жизнью, ее уже нельзя было ни отменить, ни арестовать, ни запретить. Декабристы на допросах называли Радищева среди своих учителей. Пушкин в черновике «Памятника» написал «Вослед Радищеву восславил я свободу». Потом заменил Радищева на «мой жестокий век». Век был действительно жесток, но и с гибелью самодержавия другой добрее не настал. Да и следующий за ним. «Поехавши из Петербурга, я воображал себе, что дорога была наилучшая». Увы, Александр Николаевич, дорога лучше не становится, хоть и другие чудища лают на либералов-демократов, но все так же стозевно.

читать дальше

Путешествие из Петербурга в Москву

В июне 1922 года Илья Григорьевич Эренбург (1891—1967) писал Марине Цветаевой: «Отдых у меня чудной: позавчера начал новую книгу. “13 трубок” (13 историй). Каких? Гнусно-мудро-трогательных… Возможно, что эта классификация чужих трубок (жизней) поможет найти некое равновесие». Вначале трубки, описанные Эренбургом, не имели названий — он их просто нумеровал. Но, приобретя огромную популярность у читателей, трубки заслужили и имена собственные: Трубка коммунара, Трубка солдата Пьера Дюбуа, Трубка лорда Грайтона, Трубка миллионера ван Эстерпеда, Трубка племени Гобулу, Трубка бога Калабаша, Трубка киноактера… «Эренбург в столь занимательную форму облек здесь свои размышления о многих важных вещах — о войне и мире, о любви и ненависти, о жизни и смерти, о добре и зле, об истине и заблуждениях, наконец, просто об игре случая в судьбе человека» (Борис Фрезинский). Созданный на заре литературной карьеры будущего знаменитого писателя, сборник «13 трубок» остался одним из самых любимых и самых читаемых его произведений.

читать дальше

Тринадцать трубок

Всемирную славу и Нобелевскую премию по литературе Михаилу Александровичу Шолохову (1905—1984) принес четырехтомный роман «Тихий Дон». Но для тех, кто ценит талант Шолохова, сегодня ничуть не менееважно и интересно взглянуть на исток грандиозной эпопеи — рассказы, созданные в 1924—1926 годах. Лаконичные, достоверные, жестокие свидетельства трагической эпохи были объединены писателем в три сборника: «Донские рассказы», «Лазоревая степь» и «О Колчаке, крапиве и прочем». Было ясно, что продолжение последует. «В “Шибалковом семени” уже виден автор “Тихого Дона” (Дмитрий Быков). Вполне логическим завершением книги служит поздний шолоховский шедевр — рассказ «Судьба человека» (1956). На излете творческой биографии писатель словно вновь переводит взгляд с огромной исторической панорамы на лицо столь любимого русской классикой «маленького человека». Масштаб героя не определяется числом выделенных ему страниц — Андрей Соколов так же близок и дорог отечественной литературе, как и Григорий Мелехов.

читать дальше

Донские рассказы
Меланхоличного русского офицера, сосланного на Кавказ, современники не без основания посчитали «репликой» Октава де Т. — героя романа Альфреда де Мюссе (1810—1857) «Исповедь сына века». Настало время отдать литературный долг — представим Октава сегодняшнему российскому читателю как французского Печорина. Роман Мюссе, посвященный трагической любви юного Октава к Бригитте, как и гениальный лермонтовский роман, много шире личных переживаний героев — это исповедь разочарованного поколения, столь хорошо знакомых нам «лишних людей». Да, они жили не только в России. И не только во Франции. Интересно вообще задуматься, откуда они время от времени берутся. «Там, где политика и социальные установки власти лишают молодежь перспектив, а ее энергетику направляют на обслуживание собственного выживания, там, где энтузиазм создающих культуру уничтожается деньгами и самой возможностью продаваться, там, где религия превращается в формальное обрядоверие, а нравственность становится разве что поводом для зубоскальства, — там достаточно ничтожного повода, легкой вспышки, какой-нибудь несчастной любви, чтобы ничтожество бытия обрело вселенские масштабы» (Михаил Яснов).

читать дальше

Исповедь сына века

Этот сборник составлен из двух не самых популярных произведений Гилберта Кийта Честертона (1874—1936), славу которому принесли, безусловно, его рассказы об отце Брауне. Но не самые известные — не значит самые малоинтересные. Современный читатель по достоинству оценит сюжет романа «Наполеон Ноттингхилльский», написанного в 1904 году — но с отсылом в 2014-й. Это остросоциальная фантастика. Сюжет: обычный чиновник-шутник внезапно становится королем Великобритании. Один из его приколов — провозглашение «Хартии Предместий», которую вначале никто не принимает всерьез. Но проходит совсем немного времени, амбиции захлестывают мелких политиков — и вот уже бушует кровопролитная война между «незалежными» лондонскими районами… Фабула романа «Человек, который был Четвергом» не менее современна. Поэт-анархист Люциан Грегори утверждает, что поэзия есть орудие революции. Чтобы убедить в этом агента тайной полиции Гэбриела Сайма, он вводит его в тайное общество террористов, имена которым присваиваются по названиям дней недели. Агент становится Четвергом, и его задача — добраться до Воскресенья, главаря организации. Остальное было бы спойлером. Читайте.

читать дальше

Человек, который был Четвергом

Судьба романа «Любовник леди Чаттерли» печальна и прекрасна. Его автор Дэвид Герберт Лоуренс (1885—1930), казалось, смолоду поставил перед собой задачу эпатировать английское общество всеми доступными ему способами. Критика регулярно обвиняла его в безнравственности, пацифизме, порнографии, пропаганде разврата и подрыве моральных устоев. Пик обвинений пришелся на финал жизни и творчества, роман «Любовник леди Чаттерли». В 1928 году, сразу после выхода, роман был запрещен. Тридцать лет он распространялся разными полулегальными путями — и, во многом благодаря запрету на родине писателя, во всем мире известность его росла. Наконец в 1960 году, после громкого судебного процесса, роман был разрешен и в Англии. К этому моменту он уже был причислен к безусловной классике английской литературы ХХ века. По заслугам ли? Сегодняшний читатель спокойно воспримет страницы, некогда возмущавшие чопорную публику, и, думается, по достоинству оценит тонкий психологизм, драматизм сюжета и литературное мастерство автора. А может быть, даже поставит себя на место какого-нибудь из героев этого невероятного любовного треугольника и посочувствует ему. Потому что сочувствия заслуживает каждый.

читать дальше

Любовник Леди Чаттерли

Перед вами зрелая проза писателя-эмигранта Гайто Газданова (1903 — 1971). Загадочный роман «Призрак Александра Вольфа» (1947—1948) и философская, отчасти детективная книга «Возвращение Будды» (1949— 1950). Именно эти два текста принесли Газданову прижизненную известность. Также в небольшой том вошли поздние рассказы: «Письма Иванова», «Панихида» и «Нищий», — все они в свое время получили хорошую критику. Но объединяет эти рассказы и романы еще и глубина философских рассуждений писателя о жизни, смерти и смысле человеческого бытия.

читать дальше

Возвращение Будды