Главная

ИЗДАТЕЛЬСТВО «ВРЕМЯ»

просмотров: 2 801 | Версия для печати | Комментариев: 0 |
Рецензия на книгу А. Нежного "Там, где престол сатаны" на credo.ru
Читатель XXI века поотвык от романов, отвечающих определению Стендаля: "Роман – это зеркало, с которым писатель идет по большой дороге жизни". Взяв такое зеркало – может быть, правда, с несколько более глубокой способностью отражения действительности, - Александр Нежный идет по дорогам нашего Отечества, многострадальной России.
В его произведении нет точно обозначенных временных рамок, нет года, месяца, дня, с которого все начинается, и даты, когда произносятся заключительные, трагические слова, звучат выстрелы и ставится последняя кровавая точка. Нет границ времени – но есть его непрерывный поток, движение которого можно проследить по изображенным в романе событиям. Вскрытие мощей преподобного Симеона в Шатровском монастыре, объявленная властью тотальная война против верующего народа и его Церкви, убийство священнослужителей, Соловки, тюрьма на северном Урале, где после долгих страданий получает от палача милосердную пулю о. Петр Боголюбов, - это, догадываемся мы, двадцатые-тридцатые годы. А длинные унылые ряды торгующих чем попало людей, битвы у магазинных прилавков, неустроенность жизни, кипящие в яростных спорах толпы, завербованные Лубянкой архиереи – это, очевидно, рубеж 80-х и 90-х. Таким образом, семьдесят лет русской жизни минувшего века; семь десятилетий отчаяния, любви, разлук; семь десятилетий, вместивших в себя беспримерное мужество и низкое предательство; семьдесят лет насилия и мученичества.
Семь десятилетий, в которые на страшных изломах проверялась вера во Христа и верность Ему.
Зеркало романа отображает жизнь иных сфер. Пробуждение от тоскливой безнадежности бытия у главного героя произведения, доктора московской "Скорой помощи" Сергея Павловича Боголюбова происходит после беспощадного суда над собой, потрясения и мистической встречи со старцем Симеоном, сказавшим: "И помни, радость моя: ты рыдаешь вне – а есть дверь, куда войдешь и где все тебе облегчится". Отныне Сергей Павлович будет жить другой жизнью. Тосковавший о ее смысле – он поймет, как можно обрести его; жаждавший правды – он примется ее искать – как для себя, так и для России. Не знавший ранее Бога – всем существом своим будет стремиться к Нему, сомневаясь, страдая и всеми силами оберегая затеплившийся в его душе свет.
Мощная, изощренная проза Александра Нежного рисует, к примеру, сцену в Александровском саду. Старец Симеон разговаривает с Лениным, умоляющим преподобного облегчить, наконец, его посмертную участь: "Умоляю! Меня кошмаг’ы замучили. И толпа нескончаемая мимо идет. Чучело мое им выставили, и они пялятся. И я слышу, слышу, слышу, - будто в бреду говорил он, - как они шепчут… Дедушка лежит! Г’одной наш! Учитель! Если бы он был жив! О, глупые, мелкие, жалкие людишки, вы меня замучили! Я тебя умоляю, - продолжал он, подползая к старику и припадая к его ногам, - поговори там… ну, ты знаешь… Попг’оси, чтобы меня избавили от него! Чтобы я мог, наконец, уйти!
И с тревожно перестукнувшим сердцем Сергей Павлович услышал непреклонный ответ:
- Еще не время".
Можно назвать в этом ряду поэму "Христос и Россия", которую в двадцатые годы пишет один из героев романа, священник Александр Боголюбов. Христос осужден революционным трибуналом, уведен в Юмашеву рощу и там расстрелян. Можно упомянуть о прибывшем в Москву (судя по всему – в начале 90-х) с предварительным визитом антихристе, которого чрезвычайно тепло принимает духовенство и сам патриарх. Можно также вспомнить летопись, над которой трудится житель провинциального Сотникова Игнатий Тихонович Столяров и страницы которой проникнуты горьким чувством от не туда и не так идущей отечественной истории.
Но при всей необычности построения, яркости и пластичности языка, напоминающего нам о высотах, достигнутых произведениями постмодернизма, роман все-таки остается некоей семейной сагой. В Сотникове живут Боголюбовы, два брата – Петр и Александр священники, третий – Николай, дьякон. Жив их отец, священник Иоанн Боголюбов. Все раскалывается в России; раскалываются и Боголюбовы. Петр остается верен православной традиции, Александр клонится в обновленчество, Николай идет на службу в ЧК. На тихий Сотников катит вал. Власть охотится за Петром, знающим тайну действительного завещания Патриарха Тихона – о чем оно и где хранится (это завещание – апокриф, отсюда и подзаголовок романа – "современный апокриф"). Ни в грош не ставящий человеческую жизнь командир отряда красных Гусев-Лейбзон отправляет на расстрел старца Иоанна Боголюбова, настоятельницу женского монастыря Лидию и Исая Боруховича Шмулевича, пытавшегося спасти невинных и убитого вместе с ними. Иоанн, Лидия и Шмулевич по дороге на расстрел отпевают себя. В предсмертный час православная молитва сливается с иудейской – и эти страницы, написанные горячим, искренним, страдающим пером, принадлежат к одним из лучших в романе Александра Нежного. "Старческими слабыми глазами он (о. Иоанн Боголюбов – Авт.) смотрел мимо Исая Боруховича, закрывшего лицо руками и раскачивающегося из стороны в сторону, мимо телеги, в которой сидели и лежали на соломе пятеро бойцов расстрельной команды, мимо окраинных домов града Сотникова, мимо церковных куполов, сияющих в лучах поднявшегося солнца, - мимо этого мира смотрел он в другой, идущий на смену, и сердце его сжималось от боли и тоски. Ибо в грядущей России он не увидел сострадания – ни к нему, убитому ранним погожим утром в Юмашевой роще, ни к Исаю и Лидии, полегшим с ним рядом, ни к одному из тех тысяч и тысяч, которых неотпетыми и неоплаканными приняла мученица-земля.
Страна на крови вся должна была бы стать храмом Божиим, а стала мерзостью в очах Господних. Отче преподобный, с горечью сказал он старцу Симеону, неужто всегда так будет? И кровь моя, и сродников мне по страданию не будет принята во искупление грехов, погубивших Россию?"
Страшен Николай, младший из Боголюбовых, Николай-Иуда. Он пытал и отправил на смерть своего брата, Петра, он растлевает Церковь с помощью таких, как митрополит Антонин, он пускает "топтунов" и убийц за Сергеем Павловичем, шаг за шагом приближающимся к тайне завещания. Николай-Иуда с его бесчеловечностью, с его имперской мечтой, с его стремлением превратить Церковь всего лишь в послушную власти корпорацию, - едва ли не самый злободневный персонаж романа. Вот последний разговор Сергея Павловича с ним и митрополитом Антонином: "Из-за вас, - он уже стоял, вцепившись в спинку стула, - Россия сгнила… Он, - Сергей Павлович кивнул на Ямщиков (такую фамилию взял себе Николай, чтобы порвать последние связи с Боголюбовским родом – Авт.), ее погубил, а вы – развратили… А! – вдруг вспомнил он. – Ваш брат родной, а мой дед, Петр Иванович Боголюбов, вас так и назвал в письме: Иуда-Николай. И когда вас удар хватит, когда поволокут вас на Страшный суд, - торопясь и задыхаясь, говорил Сергей Павлович, - Петр Иванович перед Богом будет свидетельствовать: сей есть Иуда! И вечное для него место – в петле, на осине!"
Роман огромный: два тома, почти полторы тысячи страниц. Но словом, характерами, сюжетом он держит читателя в постоянном напряжении. И если завершающие страницы проникнуты последней, неизбывной горечью безнадежности – то это, вероятно, всего лишь честный отклик автора на все, что происходило и происходит в нашей жизни.
Алексей Черепанов,
для "Портала-Credo.Ru"


news1 news2