На сайте openspace.ru опубликована большая и красивая рецензия Евгении Риц на книгу Евгения Клюева «Андерманир штук».

К средине круга, в сторону обрыва
Пестрая, многослойная, изменчивая Москва равно хорошо вписывается и в круг цирковой арены Евгения Клюева, и в календарный цикл Андрея Балдина

Московский цирк
В уходящем десятилетии на русском языке вышли два великих произведения о цирке, точнее, об искусстве фокуса. Первое (точнее, первые три, «Пятый персонаж», «Мантикора» и «Мир чудес») — «Дептфордская трилогия» канадского писателя Робертсона Дэвиса, которая шла к нам четверть века. Второе — роман англичанина Кристофера Приста «Престиж», написанный в 1995 году. И как-то все ожидалось, что на волне этого интереса к, казалось бы, забытому, ушедшему в самодеятельный репертуар вечеринок для младшеклассников искусству-волшебству должно выйти что-то подобное и на языке, так сказать, оригинала. И вышло — подобное и бесподобное: действительно отсылающая к Робертсону и Присту, но совершенно самостоятельная, оригинальная, блестящая книга Евгения Клюева «Андерманир штук», социофренический роман.
Сначала происходящее напоминает скорее книги Людмилы Улицкой, ее семейные драмы из советских времен. Восьмидесятые; брошенный супругой, женщиной-змеей (в буквальном смысле), Антон Петрович Фертов — великий фокусник Антонио Феерии; его непутевая дочь-ассистентка Леночка, по пути от одного мужа к другому подбросившая отцу своего шестилетнего сына Льва Орлова — львёнка, как его называют родные, грифона, как он определяет себя сам.
Но вскоре бытовое уступает место чудесному, недаром же и семья цирковая, и ребенок в ней — индиго: спит с открытыми глазами, с ровесниками общаться не желает и запросто может сделать так, чтобы ненавистная школа «с уклоном» в буквальном смысле «сползла». Любовь деда и внука постепенно приводит к тому, что грань между иллюзионом и реальностью стирается, вместо фокуса творится настоящее волшебство, а героям остается только балансировать на этой неуловимой границе.
— Вы же ба-лан-си-ро-ва-ли!.. Между правдой и неправдой балансировали... между да и нет, между «я» и «не я» — между всем и всем! Этого никто не умеет... балансировать: все обязательно либо там, либо тут, а вы — между.
Со временем оказывается, что эта тонкая грань между мирами существует не только в цирке. Можно просто идти по улице, свернуть в подворотню и оказаться в месте, знакомом и незнакомом: вроде та же Москва, а в свободной продаже (напомним, перед нами 80-е) — авокадо и шоколадки-тоблероны, сигареты называются «Князь Серебряный» и «Бородинская панорама», а в Марьиной Роще на месте запропастившегося невесть куда кладбища проходит развеселое народное гулянье.
И получается, что сюжет о цирке всего лишь обманка для отвода глаз, или нет, ловкость рук, никакого мошенничества: цирком, иллюзионом вдруг оказывается вся Москва. Именно она — двоящееся, троящееся, многослойное пространство, полное переходов между мирами. И здесь уже вспоминаются не Дэвис и Прист, а специальное — московское — волшебство Михаила Булгакова и Владимира Орлова с его «Альтистом Даниловым» и в особенности недавним «Камергерским переулком»; мерцающая «Мозгва» Андрея Левкина. И еще невозможно не вспомнить Владислава Крапивина с его циклом повестей о Великом Кристалле: как и Крапивин, Евгений Клюев — писатель детско-взрослый, сказочник, и, так же как в «Выстреле с монитора» или «Заставе на Якорном Поле», разные грани Вселенной (Великого Кристалла) можно различить в первую очередь по мелочам — по монетам, пуговицам или вот сигаретным пачкам.
А на дворе уже не 80-е, а 90-е, нет былой советской устойчивости, ткань времени и пространства окончательно разорвана, и в прорехи ринулись многочисленные эзотерики, доморощенные экстрасенсы, академики тонких энергий. К этому теософскому разгулу невозможно отнестись серьезно, и взгляд Евгения Клюева полон иронии.
На облачках наслаждения страна поднялась над собой — на языке гурманов это называлось «вышла в астрал» — и покинула бренную землю. Никакие следствия отныне не определялись причинами, никакой род не состоял больше из видов, никакая частность уже не соотносилось с целым. Любое событие приобрело мистическую подоплеку, и паранормальное, казалось, окончательно победило нормальное. Понятие нормы постепенно вышло из обихода и удалилось в неизвестном направлении — за ним никто не пошел. Обычные граждане, вчера еще продававшие пирожки собственного изготовления у Курского, принялись оперировать понятиями «тонкие материи», «измененное состояние сознания», «ментальная зависимость», «психотехнологические практики», «психотронное оружие», «генопродукты»... Такое было время. Со-ци-о-фре-ни-че-ско-е.
Но и в этой сказке-лжи герои романа видят намек правды.
Москва № 2 разрастается и пухнет на глазах, как на дрожжах, и если так будет продолжаться, то поглотит и вытеснит всю Москву № 1 из общей Москвы, и ее не будет.
И Евгений Клюев — не только писатель, но и филолог, автор учебников по риторике и теории речевой коммуникации — видит только один способ удержать это общую Москву, реальную и ирреальную одновременно. Ее подлинная карта — не на бумаге, а в языке, в речи, и, чтобы попасть туда, нужно научиться ба-лан-си-ро-вать по ту сторону слов, самому стать словом.
Резь в глазах пропала. Очертания проступили сразу же — начав неспешно громоздиться друг на друга, соединяться и разъединяться снова. И он тоже стал очертанием... — здесь, где чередовались кружки площадей, полоски улиц и переулков, пятнышки парков, прямоугольники жилых кварталов, а также набранные мелким шрифтом слова. Одним из слов стал и он. Да он и всегда был только словом. Словом ЛЕВ.

А ещё на сайте

Сначала я к этой книге отнеслась с некоторой опаской - незнакомый автор, пугающее название (что это за хрень такая - андерманир - да с чем ее едят?). Но уже с первых страниц не смогла оторваться. Отличный слог, затягивающий сюжет. Читала долго, по несколько глав в день, чтобы растянуть удовольствие и не оборвать случайно в спешке и суматохе ту тоненькую серебряную ниточку, которая тянулась из этой иллюзорной реальности.