В свежем выпуске «НГ Ex-libris» (2010-10-21) вышла статья Ольги Рычковой о романе Евгения Клюева «Андерманир штук»: «Жанр романа писателя Евгения Клюева (р. 1954) „Андерманир штук" однозначно определить сложно – это одновременно фантасмагория, семейная сага, социальная фантастика… Впрочем, и сам автор литературно многогранен: лингвист, поэт, прозаик, переводчик, драматург, сказочник…»

Прошедшее социофреническое, или В начале был Лев
Секретная Москва, живые карты и фокусы деда Антонио
Жанр романа писателя Евгения Клюева (р. 1954) «Андерманир штук» однозначно определить сложно – это одновременно фантасмагория, семейная сага, социальная фантастика… Впрочем, и сам автор литературно многогранен: лингвист, поэт, прозаик, переводчик, драматург, сказочник…
Тематика книги заставляет вспомнить и московско-метафизические романы Владимира Орлова, и исследование Рустама Рахматуллина «Две Москвы, или Метафизика столицы» (только у Клюева не две Москвы, а гораздо больше: столица представляется городом-палимпсестом). Главный герой – московский мальчик, подросток, юноша, молодой кчеловек Лев Орлов (1970-го примерно года рождения). С шести лет болезненный и странный ребенок живет у деда, известного фокусника Антона Петровича Фертова (цирковой псевдоним – Антонио Феерии), в то время как Левина мама Леночка (так ее называет сын) меняет мужей и кавалеров. Леночка ассистирует Фертову, и через весь роман проходит «цирковая линия». Вначале она поддерживается описанием выступлений на манеже деда Антонио, а затем описанием и расшифровкой фокусов, которые становятся все ирреальнее – вроде «чтобы поднять ковер над поверхностью арены, создайте… воздушные потоки» или «просто осуществите ментальную проекцию неба непосредственно в подкупольное пространство». Подрастая, Лев под влиянием деда Антонио начинает понимать, что у фокусников нет никаких «секретов мастерства» – есть другая реальность, попасть в которую непросто, но можно. Это «иная» (точнее «иные») Москва, невидимая для всех, создана в советское время для номенклатурщиков, сотрудников секретных предприятий и учреждений. Она нанесена на особые карты, которые живут своей жизнью и порождают новые улочки, переулки, тупики… Перейти границу между первой и второй (третьей, четвертой и т.д.) Москвой мало кто способен, а уж тем более вернуться назад, но Льву и деду Антонио удается и то и другое. За это Антонио платит болезнью и скорой смертью, однако вскоре возвращается к внуку в виде голоса и сопровождает его повсюду. Немногочисленные знакомые Орлова считают его не вполне нормальным. Только юная Лиза, будущая художница, дочь крупного «кагебешника», понимает Леву. А вскоре им начинают интересоваться и КГБ, и популярный экстрасенс-шарлатан Борис Ратнер. Ратнер подвизается в загадочном НИИ, занимающемся исследованиями экстрасенсов, гипнотизеров и других людей с паранормальными способностями. Он устраивает туда Леву «подопытным кроликом», и во время одного из экспериментов Орлова пытаются превратить в «нормального». В итоге Лева совершает окончательный переход в иную реальность, где его ждут дед Антонио; разлученная с любимым по воле отца Лиза; бывшая одноклассница Вера, которая была в него влюблена и стала его первой девушкой. И там становится понятным истинное предназначение асоциального и апатичного Льва: «… Здесь, где чередовались кружки площадей, полоски улиц и переулков, пятнышки парков, жилых кварталов, а также набранные мелким шрифтом слова. Одним из слов стал и он. Да он и всегда был только словом. Словом Лев».
В романе много загадочного и таинственного, включая заглавие: не каждому читателю известно, что присловье «андерманир штук» сопутствовало ярмарочным выступлениям театра-райка с волшебным фонарем: «А вот извольте видеть, господа, андерманир штук – хороший вид, город Палермо стоит, барская фамилия по улицам гуляет и нищих тальянских деньгами оделяет». Да и подзаголовок «социофренический роман» требует пояснений. Вообще термин «социофрения» встречается в одноименной работе психиатра Анатолия Добровича, который употребляет этот термин как синоним «социальной мономифофрении», состоящей из нескольких фаз: «(1) Возникновение предпосылок для „омассовления" социума – (2) Начальный „мифосинтез" – (3) Персонификация мифа – (4) Феномен „массовождь" – (5) „Мифоэкспансия" – (6) Крушение мифа – (7) „Мифораспад" – (8) Деморализация. Заболевание завершается переходом в хроническую форму либо относительным выздоровлением социума». Сам Евгений Клюев пишет так: «Такое было время <речь о конце 1980-х – начале 1990-х. – О.Р.>.
Со-ци-о-фре-ни-че-ско-е.
Страна галлюцинировала, страна бредила наяву, страна спала с открытыми глазами. Повсюду распространялись страшные слухи о тайных обществах, из которых якобы состоял впечатлительный социум, о тайных силах, управляющих нами на самом деле, о тайных договоренностях наверху… Люди ловили любые знаки из любых рук, а когда знаки на какое-то время вдруг прекращали поступать, наделяли знаковостью произвольные события, случайные признаки, произнесенные всуе слова. Толкователи разных мастей предлагали – чаще за деньги – понимание смысла всего происходящего, пророки разных мастей – четкие очертания будущего, практики разных мастей – безболезненные способы приспособления к настоящему. Все вокруг внезапно поверили в звезды, в судьбу, в чары, сосредоточились на поисках корней – и в мир вернулись легенды, взявшись за ручки и притворившись явью: о вечных ценностях, о духе предпринимательства и безграничных возможностях человека».
А все вместе – загадочный сюжет, яркие персонажи, хороший литературный язык – уже сослужили роману добрую службу, выведя его в финал крупной литературной премии «Большая книга». Что, несомненно, порадовало многочисленных и хорошо организованных поклонников писателя – в Интернете существует ЖЖ-сообщество «Клуб друзей Евгения Клюева». Правда, сам Евгений Васильевич признался, что там не появляется, поскольку не может «считать себя „другом Евгения Клюева", а недрузей в этот клуб, наверное, не принимают…»