Главная

ИЗДАТЕЛЬСТВО «ВРЕМЯ»

просмотров: 4 473 | Версия для печати | Комментариев: 0 |
Интервью с Еленой Катишонок

Елена Катишонок: «Место действия - Город»
Сэм Ружанский, Рочестер, штат Нью-Йорк
«…Лучшей книгой уходящего года, попавшей в короткий список «Русского Букера», я по-прежнему считаю сагу Елены Катишонок «Жили-были старик со старухой…» Член жюри Майя Кучерская, Россия

«…Эта история — по сути дела, семейная сага, — захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, «вкусный» говор, забавные и точные «семейные словечки», трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу...» Дина Рубина, Израиль


В один из вечеров, просматривая Интернет, я обратил внимание на удивительный заголовок сообщения (это было давно, поэтому за точность цитаты не ручаюсь): «Может ли писатель, живущий в иммиграции, написать хорошую книгу на русском языке?». А далее шло приведенное выше мнение Дины Рубиной в связи с присуждением книге Елены Катишонок «Жили-были старик со старухой» литературной премии «Ясная Поляна». Это ежегодная общероссийская литературная премия, учрежденная в 2003 г. Государственным мемориальным и природным заповедником «Музей-усадьба Л. Н. Толстого» и компанией Samsung Electronics.

Естественно, что восторженный отзыв Дины Рубиной на книгу не известной мне Елены Катишонок заставил узнать как можно больше об этой писательнице. Выяснилось, что Елена Катишонок родилась в Риге. Окончила филологический факультет Латвийского университета и работала в Институте электроники АН Латвийской ССР — занималась составлением тезауруса латышского языка. В 1991 году переехала в США, живет в Бостоне. Преподает русский язык, пишет стихи и прозу, занимается редакторской работой и переводами. Ее дебютом был поэтический сборник «Блокнот» (2005). Затем вышли еще два сборника стихов — «Охота на фазана», в соавторстве с Евгением Палагашвили (2008), и «Порядок слов» (2009). Елена Катишонок – автор трех романов: «Жили-были старик со старухой» (2006), «Против часовой стрелки» (2009) и «Когда уходит человек» (2011). Первый в 2009 году попал в short list «Русского Букера». А в октябре 2011 года Елена Катишонок стала лауреатом литературной премии «Ясная Поляна» – ее книга «Жили-были старик со старухой» победила в номинации «XXI век». Кстати, этот роман в России был опубликован только в 2009 году, и в том же году попал в шорт-лист «Русского Букера».

Эта скупая информация о писательнице меня поразила. Вы только представьте: на, казалось бы, усеянном звездочками небосклоне русской литературы появляется еще одна, пока не очень приметная звездочка – Елена Катишонок, проживающая к тому же где-то в Америке, и вдруг, как по мановению волшебной палочки, ее только что опубликованную книгу сразу выдвигают на одну из престижнейших литературных премий! За что? Почему?

Ответ на этот вопрос я нашел буквально через несколько дней после того, как, загрузив в свой компьютер три романа Елены, приступил к их чтению и... не мог оторваться ни от одного из них. Чем дальше я продвигался по страницам этих ее книг, тем больше они меня захватывали. Вместе с автором я жил судьбами ее героев, вместе с ними бродил по улицам родного и для меня города (конечно же, Риги), вместе вспоминал жестокое время немецкой оккупации и послевоенных этапов советизации Латвии: коллективизация, сопровождаемая эшелонами в Сибирь, потом борьба с «кулаками», космополитами и «врачами-отравителями», и опять эшелоны на Восток; наконец, болезненный этап обретения независимости – и исход части жителей республики в самые разные страны. И всё это написано удивительно свежим и «вкусным» языком. Одно жалко: книги я просто проглатывал, а так не хотелось расставаться ни с Городом, ни с теми людьми, с которыми нас познакомил автор. Но ответ Катишонок одному из журналистов внушает оптимизм: «Я все время пишу одну и ту же книгу». А это значит, что она уже пишет новую. Будем ждать.

А сейчас – интервью с Еленой Катишонок, любезно согласившейся ответить на вопросы «МЗ»


Ожидали ли вы столь «сокрушительный» успех вашей книги и как его восприняли? Повлиял ли он на ваши творческие планы?

Я не ожидала никакого успеха, что уж говорить о «сокрушительном»? И планов у меня не было – написав «Жили-были...», была уверена, что останусь автором одной книги. Однако те, кто прочитал её, начали спрашивать: «А что дальше, дальше-то что?..». Пришлось придумать «дальше». Сложность состояла в том, что главные герои ушли из жизни, и нужно было «назначать» новых. Остальное Вы знаете.

Расскажите немного о себе и своих корнях, начиная с бабушек и дедушек. Где вы, в частности, жили и учились в Риге?

Все бабушки и дедушки – коренные рижане. Я выросла в Московском районе – форштадте, как говорили и говорят рижане. Далее – по стандартной схеме: школа, потом Латвийский университет, филфак.

Кем вы мечтали стать, когда решили учиться на филфаке? Думали ли, что когда-нибудь станете писателем? Кстати, когда вы начали писать стихи, о чем они были и для кого вы их писали?

Мечтала заниматься научной работой, специализировалась не по литературе, а по языку. Очень хотела стать писателем – ещё в школе, в первом классе, потому что страстно любила чистописание, если кто-то помнит такой диковинный предмет. Хотя в юности больше всего мечтала стать врачом. А стихи... стихи ведь пишут не для кого-то, а для себя.

Всё сказано, написано и спето:
От слов любви до стариковских снов.
И главное занятие поэта -
Всего лишь поменять порядок слов.
                    Из книги Елены «Порядок слов»

Ваши любимые книги в детстве, юности и сейчас? Хотелось бы так же знать, кто из писателей, хотя бы косвенно, повлиял на ваш стиль?

Трудный вопрос, потому что список предстоит длинный. Если совсем сжато, то в детстве – сказки Пушкина и «Руслан и Людмила», в позднем детстве – Лермонтов, Александра Бруштейн – ее бессмертная книга «Дорога уходит в даль», Диккенс, Бальзак. В юности – Пушкин, Гоголь, Лесков, Булгаков, Бунин; Мандельштам, Ахматова. Из зарубежных – Томас Манн, О. Генри, Р. П. Уоррен, Томас Вулф... Невозможно всех назвать! Кто повлиял на стиль? Вопрос сложный и не ко мне – я не литературовед, не критик и вообще не могу быть объективной по отношению к моим текстам.

Фразы из книг Елены Катишонок

«Ноябрь выдался взбалмошным, как старая дева, долго удачно маскировался под спокойно золотеющий октябрь и даже солнечный сентябрь, любой ценой стараясь выглядеть моложе... чтобы через неделю-другую завыть уже по-декабрьски, закрутиться штопором по тротуару и швырнуть кому-нибудь в лицо горсть затоптанных листьев, припечатав для надёжности липким ледяным дождём».

«...сытенькая круглая двойка с головкой, склоненной к лебединой шее, и уверенная носатая единица...»

«Двери открывались неохотно, будто ждали чаевых».

«В этом заключался один из абсурдов войны: из Германии наступали немцы и теснили Красную Армию на восток, в то время как Красная Армия безжалостно теснила и гнала немцев — только других, советских немцев с Поволжья, — тоже на восток: в Сибирь, в Казахстан. Для одних это называлось «Drang nach Osten», для других — Великая Отечественная война».

«Дома скажешь «А», а «Б» договоришь в Сибири!»

Лена, что все-таки подтолкнуло Вас начать писать «повестушку», которая потом переросла в три больших романа?

Появилось свободное время: дети выросли, студенты разъехались на каникулы. И как-то меня подкинуло, что ли – всегда боялась пробовать свои силы в прозе... Оказалось, очень увлекательно.

Для того, чтобы наши читатели могли представить, о чем мы будем дальше беседовать, расскажите, пожалуйста, вкратце о каждой из трех книг. Что их объединяет, особенно «Жили-были старик со старухой» и «Против часовой стрелки», которые критики считают (по-моему, абсолютно обоснованно) «Сагой об Ивановых»?

Сага и есть. Эти книги - семейная хроника четырёх поколений русской семьи. Время – первая половина ХХ века. Место действия – Прибалтика, хотя Старик и Старуха - выходцы из Ростова-на-Дону. Рассказать, даже вкратце, содержание, не возьмусь – обычная жизнь обычной семьи. Остальное в тексте.

Насколько судьба семьи Ивановых связана с историей вашей семьи? Почему для своей саги вы выбрали старообрядческую семью, да еще из Ростова?

В Риге, моём родном городе, огромная старообрядческая община. Больше всего старообрядцев живёт в Московском районе, и я неплохо знаю эту жизнь. А если уж писать, то писать надо о том, что знаешь; например, я никогда бы не взялась за фантастику.

Казалоь бы, ваша «Сага об Ивановых» охватила весь комплекс жизненных вопросов, в том числе жизнь Риги за последнее столетие. Но вы не расстаетесь с этой темой и вновь пишете о Латвии почти тех же лет. Отюда мой вопрос: что вы хотели сказать своей новой книгой «Когда уходит человек?». Что осталось за бортом саги?

Судите сами. Первые два романа, дилогия – это повествование об одной семье, какой бы разветвлённой она ни была, в то время как действие третьего романа выходит за рамки семейной хроники, но течёт параллельно жизни той же семьи. То есть «за бортом» дилогии остались другие герои – другие семьи, другие люди, которые жили в то же время и в том же Городе и испытали на себе, каждый по-разному, всё то, через что прошли Ивановы. Трудные времена выпали не только моим старообрядцам, но и латышам, русским, немцам, евреям... Наверное, поэтому вы, как и многие другие, называете мои романы трилогией. «Что хотел сказать автор этим произведением» сразу напомнило школу... По-моему, всё сказано названием: когда уходит Человек, всё рушится, будь то дом, семья или мир.

К кому, в основном, обращена, трилогия?

Ко всем тем, кто не утратил память о прошедшем времени. В первую очередь, к моим бывшим соотечественникам – рижане самого разного возраста приняли мои книги особенно трепетно. К детям – моим и не моим, – которым ещё труднее помнить то, что начинают забывать родители.

В вашей саге, как подсчитал Вадим Темкин, почти 50 персонажей, поэтому хотелось бы знать, как вам удалось не запутаться не только в их родстве, но, что уж совсем трудно представить, в их специфической лексике? Дюма, например, вырезал из картона фигурки всех персонажей и записывал прямо на них все данные: имя, возраст, особые приметы. А вы как поступали?

А, секреты творческой лаборатории! Это несложно: я пользовалась «колодой карт» - карточками с именами и «особыми приметами». Но и это, главным образом, для порядка. Самое важное – увидеть придуманного героя, а заговорит уже он сам, только успевай записывать.

На какие источники информации вы опирались, работая над книгами, которые так насыщены историческими фактами? Юлиан Семенов говорил, что литератор, чтобы ему поверили, должен максимально точен быть в деталях. В частности, откуда вы брали такие детали, как старые названия улиц, цены на продукты, вещи и другие товары, публикации в газетах и даже плакаты всех времен и т.д.?

Знаете, в таких случаях говорят немногословно и веско: «У меня свои источники». Шучу, конечно; в наше время информации более чем достаточно – важно отсортировать и выбрать самое необходимое. И как мне, рижанке, не знать старых названий улиц?

В продолжение предыдущего вопроса мне хочется, как когда-то спрашивали Владимира Высоцкого, спросить и вас: не историк ли вы, не столяр ли, не медик - или, наконец, не теолог ли вы? Потому что меня поразило удивительно точное описание мест и дат важных исторически событий; тонкое знание столярного дела, когда вы рассказывате, как Максимыч выбирал материал для спинки стула; или то, что «операцию на глазу делать рано: катаракта созреть должна», не говоря уже об идельном описании всех религиозных праздников и традиций староверов. Список ваших «специальностей» можно продолжать и продолжать. Скажите, вы действительно и швец, и жнец, и на дуде игрец?

Очень интересно: а что ответил Высоцкий? Что касается меня, то как можно, например, писать о столяре, не узнав предварительно, из каких пород дерева делается та или иная мебель? Нонсенс; значит, надо это выяснить, а когда входишь в какой-то предмет, то «охота» увлекает иногда настолько, что можно и забыть главную цель. Точно так же с медициной и со всем остальным. Все мои знания, естественно, очень поверхностны.

Фразы из книг Елены Катишонок

«В старых фотографиях есть какая-то наивная магия. Интерьер непременно включает кресло, куда фотограф усаживал клиента, за креслом – портьера; рядом – декоративный столик, покрытый, как алтарь, драпировкой одного происхождения с портьерой. Здесь очень мало пространства и нет окон, зато в потолок уходят лепные колонны».

«...Почему война начинается с того, что люди бросают свой дом и уезжают толпами: одни в Палестину, другие – в Германию, третьи, как они, – в Россию? И сама Россия становится похожа на густую похлёбку, которую кто-то неустанно перемешивает, так что украинцы оказываются на Волге, а те, кто издавна жил на Волге, уже захвачены могучим черпаком, чтобы оказаться в Сибири...».

Ваше отношение к религии? Чем можно объяснить такое хорошее знание Библии, религиозных праздников и традиций, включая одежду?

Библию можно читать всю жизнь. Мне это необходимо. Говоря о «хорошем знании», вы меня переоцениваете, но какие-то знания, безусловно, накапливаются за прожитые годы.



Как вы относитесь к критике вообще и особенно к публикациям в Латвии? В одной из них вас упрекают в том, что вы слишком много внимания уделяете еврейской теме, а местное население показываете активными пособниками нацистов...

Критика означает, что книга попала в поле зрения тех, кто наблюдает литературный процесс, т. е. критиков. Это я только приветствую. В Латвии мои романы тоже оказались под прицелом критики и привлекли, таким образом, новых читателей. Моё дело было написать, а если думать о том, как тексты встретят – в Латвии или где бы то ни было, – то они никогда бы не увидели свет.

В своей саге вы настолько точны в описании улиц и событий в этом странном городе, в котором люди говорят на странном языке, что в нем в легко угадывается столица Латвии Рига. И все-таки вы решили «переименовать» Ригу в нейтральный «Город». Почему?

Потому что это мог быть любой город в Прибалтике, да и не только в Прибалтике – возьмите, например, Западную Украину. Рига – многонациональный город, где живут латыши, русские, немцы, поляки, цыгане, белорусы – и все с полным основанием считают этот город своей родиной. Так же было в Вильнюсе, Каунасе, Минске, Львове... Если бы я назвала мой город Ригой, читатели решили бы, что только в Риге и могли произойти описываемые события. Разве в Каунасе и в Минске не было гетто? Разве эстонцы и украинцы не помогали немцам в «окончательном решении еврейского вопроса»? Разве НКВД не ссылал литовцев, эстонцев, русских, фотографов, инвалидов, агрономов... продолжите список сами? Вот поэтому город назван Городом.

Мне очень понравился ваш прием ввести в качестве героя Дом, в котором все его «придворные» - двери, доска со списком жильцов, зеркало с трещиной, цифры номерного знака и т.д. – все говорят. Это ваш способ время от времени комментировать исторические события, а так же поведение жильцов в сложной и стремительной меняющейся обстановке в Городе?

Мне комментировать события того времени трудно – я застала только небольшой временной период, описанный в романе. Однако предметы живут долго – дольше, чем люди, особенно предметы такие прочные, как дом. Не может быть, что он не хранит память о тех, кто в нём жил. А раз хранит, он должен об этом рассказать. Ему просто нужно было помочь, что я и сделала. Дом – это ведь тоже Город, только в миниатюре.

«Внешне дом походил на корректного молодого дельца, каких в Городе было немало. Тёмно-серое ратиновое пальто – и гранитная облицовка такого же цвета; новая шляпа-котелок – и блестящая свежей жестью крыша, две простые и прочные, как английские ботинки, ступеньки крыльца и ясный приветливый взгляд чистых окон».

«Царственный август, самый звёздный месяц, зажёг первые звёзды не на небе и даже не на земле, а на людях. Дом не отличал евреев от других людей, пока у них на одежде не появились жёлтые звёзды. Крупные – куда там небу! Одна на груди, одна на спине.
Звёздные люди вели себя странно: например, ходили не по тротуару, а прямо по мостовой. Не удивительно, что раньше евреев не было видно. Оказалось, горбатый Ицик тоже звёздный, тоже еврей! Жёлтая звезда забралась ему на самую верхушку горба. А у нас ни одного еврея нет, подумал дом.
Ну-ну, скептически покосилась доска с фамилиями жильцов; мне видней. Вот зеркало свидетель. Но зеркало не спешило с выводами, потому что привыкло видеть все слова не так, как они написаны... Солнечный луч скользнул, преломился в трещине, и невозможно было сказать, сморщилось зеркало или улыбнулось».

Говоря о неодушевленных «действующих лицах», хотелось бы знать, какое место в ваших книгах занимают сны и их толкование?

Старик и Старуха – люди неграмотные, но духовно богатые. Сны – это отражение их жизни, материальной и духовной; именно в снах раскрываются их страхи, надежды, чаяния – всё богатство их душ. Сновидения ведь не обязательно сводятся к трудам З. Фрейда, верно?

Ваши увлечения, помимо литературы и фотографии?

Ну вот, мне и назвать нечего – вы уже всё перечислили. Вообще-то я, как кот Матроскин, ещё и вышивать люблю, и на швейной машинке не прочь...

«Зима обреченно сползала на мостовую под колеса машин...Весна начинается не капелью, не таяньем сугробов и не птичьей болтовнёй – весна наступает, когда меняется воздух так, что каждый звук становится чистым и отчётливым, словно мир проветрили, как хорошая хозяйка проветривает комнаты, выбросив из окон плотную, слежавшуюся вату и вымыв стёкла, издающие под её тряпкой счастливый писк. Вот тогда легко расслышать ксилофон капели, увидеть, как съёживаются серые сугробы, а с голых деревьев несётся громкий птичий вздор – это горланят скворцы и грачи».

Если можно, расскажите о ваших планах на ближайшее будущее.

«Если хочешь рассмешить Бога, расскажи Ему о своих планах на завтра». Куда уж ближе...

Уважаемая Елена Александровна, благодарю вас за беседу и хочу пожелать счастья и радости вам и всей вашей семье и, конечно же, новых творческих успехов.

Спасибо, Сэм!

Источник:

сайт

"Мы здесь!" №342 9-15 февряля 2012 года


news1 news2