Лариса Миллер. Четверг пока необитаем. – М.: Время, 2012. – 160 с.
До сих пор встречаю добрые, но, увы, общие, приблизительные оценки стихам Ларисы Миллер. То, что поэту свойствен «детский», незамутненный взгляд на мир, на который он смотрит словно впервые, – все же банальность, общее место, как, например, и такое высказывание: мол, высшее мастерство – писать, чтобы всем было понятно. Здесь не хватает главного: к а к а я у Миллер простота, ч т о таится за этой простотой?
Ее новая книга убеждает: сколь ни привлекательны стихи богато метафоричные, интеллектуальные, формально изобретательные, – весь их блеск, многоцветие, многоплановость кажутся как-то ни к чему рядом с негромкими напевами Миллер, идущими из глубины сердца, не признающими кокетства, самолюбования, демонстрации мастерства. Каждое стихотворение – сокровенное признание, мысль, одетая в простые и емкие слова, нашедшая свои слова, свою мелодию чистого звука, ненарушаемой гармонии. Тут до наряда ли метафор, до изощренности ли образов? Строки Ларисы Миллер будто вплетены в саму жизнь, и жизнь говорит с нами языком поэта:
И снег белел, и даль лучилась,
А я счастливой быть училась,
Училась благодарной быть,
Не привередничать, не ныть,
Простые дни считать дарами.
И получалось временами.
Ее стихи – художественное предостережение: не пройти мимо счастья, они – призыв: научиться радоваться простым вещам. Вечные истины повторяются большими поэтами из века в век, и звучат они каждый раз иначе, на другой мотив. Да и многие ли вняли тому, что «потом» может никогда не наступить? Многие ли услышали Джона Донна, заметившего: кто постиг, что жизнь скоротечна, тот привык быть легким на подъем? Многие ли – по сей день популярную Юлию Друнину, однажды вздохнувшую сокрушенно: «Вдруг поверишь – настало «Потом». –/ Оказалось, что жизнь пролетела»?
Их продолжает Лариса Миллер:
А до счастья ведь можно и не дорасти.
Можно даже держать его крепко в горсти,
Можно целую жизнь с ним в обнимку ходить
И при этом тоскливые вирши плодить.
Можно день изо дня не сводить с него глаз
И не знать, что давно осчастливили нас.
Стихи Миллер – сама природа, бесконечно повторяющая саму себя, из года в год восхищая, радуя, печаля: сменой погоды, времен года, дня и ночи. Простенькие на первый взгляд, они подчинены строгому ритму, слово любовно, бережно пристраивается к слову, и явления природы, все ее детали получают имя, они называются, они превращаются в согласные строки и – плывут, проходят, пролетают мимо нас, змеятся, дрожат, трепещут, вздыхают, молчат в недвижности… Все эти природные детали – на самом деле символы, через которые автор выходит прямо на человека, и пишет только о человеке, и убеждает, теребя: так жить, как жил ты прежде – в мелькании не всегда отличимых друг от друга дней, недель, месяцев, – уже нельзя.
Краткость стихам Ларисы Миллер органически необходима. Вот, на едином вздохе, сказалось самое важное, глубоко прочувствованное – по сути, одна фраза, одно предложение, а дальше говорить нельзя. Пойдет лишнее, второстепенное, да и – не говорится больше: требуется выдох, пауза, молчание… Продолжишь говорить – заболтаешься, понесет поток слов неведомо куда – и высокого поэтического напряжения как не бывало. Кстати, когда Арсений Тарковский говорил о стихах Миллер, он, поражаясь ее ударным концовкам, делал стремительное зигзагообразное движение ладонью: мол, «одним росчерком»! А в 1973 году на подаренных «Вечерних огнях» написал: «Ларисе Миллер – единственной в России, кому Фет под стать».
Творчество Ларисы Миллер (с которым, к слову сказать, ежедневно нас знакомит ее Живой Журнал) лежит в той плоскости, где разговоры о падениях и взлетах, о «повышении мастерства» не имеют смысла. Это была бы «ищущая новых путей», «непохожая» Миллер, это был бы уже другой поэт. Ее развитие не на поверхности, оно – в глубине. Стихи «о природе», о «душевных состояниях», о «неласковой стране» и прочие и прочие – лаконично-афористичные высказывания о сферах, которые касаются каждого: смысл бытия, жизнь и смерть. И каждый раз – в новых, непредсказуемых вариациях.