"Любовь похожа на гибель — именно гибель возвращает любви осязаемость…" — сказал Лев Аннинский в предисловии к новой книге стихотворений — избранных! — Анны Гедымин "Осенние праздники" (М.: "Время", 2012). И он же процитировал Инну Кабыш: "Анна Гедымин — это редкий, может, даже редчайший случай в русской поэзии: умение писать в состоянии счастья". Отчасти это правда, но лишь отчасти. Счастье — птица хрупкая, недолговечная, и только если это — счастье творчества, слова Кабыш совпадают с мироощущением автора. Но внутри собственно слов, между букв и — шире — строчек, даже между стихов и циклов (они собраны по годам и предыдущим книгам) — таится далеко не только счастье, а и — пережитая боль, боль тянущая, разъедающая, боль светлая, а также — слепки мира, зарисовки, попавшие в "объектив" поэта, все то, на что отозвалось ранимое, но сильное, чуткое и бережное сердце поэта.

Враждебная, с челкою черной
И взором — острее огня,
Считайте себя отомщенной:
Он больше не любит меня.
<…>
Я знаю, бестактно…
Но вы же
Прошли до меня этот путь…
Как жить? — научите.
Как выжить! —
Когда ничего не вернуть…

И понимаешь — она, другая, не отмахнется, а расскажет, возможно, приголубит. Они теперь на одной стороне, их страницы — прочитаны, а им… А что им остается, кроме как выживать?
Из журнала "Дети Ра",

№ 7 (93), 2012 года

Владимир КОРКУНОВ

Валентин РЕЗНИК, "Читальный зал":

Чтобы не вдаваться в объяснительную полемику по поводу названия своих заметок, приведу текст стихотворения под этим именем:
СОРНАЯ ТРАВА

Пожнем плоды, сочтемся славою,
Падет злодея голова…
Но любит жизнь свою неправую
На поле сорная трава.

И в ней запрятана душа,
Которой радостно и больно,
И страшно — чувствуя, дыша,
Злодейство совершать невольно.

В траве кузнечики звенят,
Край поля ветерком измят…
Сил не хватает у нее
Прервать преступное житье.

 
В связи с барахлением моей "Эрики" я эти стихи перестукивал раза четыре и каждый раз испытывал кайф. На мой взгляд, в этом 12‑строчном тексте в какой-то мере содержится изложение, толкование всей поэзии Анны Гедымин. Так что я тем самым упрощаю себе работу, связанную с разбором книги "Осенние праздники".
Иногда я прибегаю к довольно варварскому способу знакомства со сборниками стихов. В основном это касается авторов, чье творчество мне мало или совсем незнакомо. Чтение я начинаю с конца — с содержания. И по заглавным строчкам получаю представление о потенциале пишущего — не полное, но все же. Порой это касается и поэтов, чье творчество мне хорошо известно по периодике и сборникам, выходившим, как в данном случае, нечасто. Память человека, разменявшего восьмой десяток, далека от совершенства. Но, прочитав начало какого-нибудь ранее знакомого текста, вы как бы освежаете его. Заглавная строка, словно ключиком, открывает картинку стихотворения. Стоит только начать: "Дом, где я родилась, потерпел поражение…", а дальше память в автоматическом режиме продолжает: "В битве с новыми зданьями — выше зари. / Даже память моя — только воображение, / Я не помню, как выглядел он изнутри".
Вот несколько заглавных строк: "Мы застали природу врасплох", "Да нет, я судьбе городской не перечу", "Приди, мой враг. В окно глазей", "Наплевать на то, что позабыто"… А вот что запомнилось сразу, с первого чтения, и на всю жизнь: "Там, где окон орденские планки" или "Грузинский храм, как перевод подстрочный". И чтобы, наконец, оборвать это варварское цитирование — под занавес: "Как шапка на воре / Горела крона дуба". Согласитесь, даже по этим вырванным из разных мест строчкам можно судить о степени таланта поэта. Аппетит на чтение книги разожжен.
"Осенние праздники" составлены по довольно распространенному принципу, чем-то напоминающему годовые кольца, поставленные на попа. Счет времени, судьбы, жизни поэта, да и его формирование как художника идет самым что ни на есть удобным для восприятия образом. Читатель видит, как на его глазах осуществляется поэт.
Стихи Анны Гедымин отличаются краткостью. В среднем восемь, двенадцать, реже шестнадцать строк. Но вот стихотворение, состоящее из четырех:

 
Мой дед в саду, не сняв буденовку,
Худющий, но в плечах не мал,
Грызет незрелую антоновку…
Он дедом никогда не стал.

 
Произведений такого трагически-биографического звучания в книге немного. Сюда я бы отнес еще такое, ставшее для меня хрестоматийным, стихотворение:

 
Будто видела — помню об этом дне:
Говорили: "Красные входят в город".
Это предок мой на гнедом коне
Мчал за криком своим, разорвавшим ворот.

 
Здесь в намекающих подробностях читается и судьба деда, который так дедом и не стал. Открывается кровавая, окрашенная личной правдой панорама времени. Там же в конце:

 
Я поповская правнучка — и княжна,
На конюшне прапрадед мой был запорот…
Так — о боже! — что чувствовать я должна,
Если снится мне: красные входят в город?..

 
Понимание этого стихотворения дано на откуп читателям разного мировосприятия. Для кого со знаком радости и гордости, а для кого… Мы настолько заболтали это явление, связанное с трагической судьбой нескольких поколений, что оно вызывает у иных потомков паскудное настроение: "Чур меня, чур меня!.."
А ведь книга в основном, как точно заметила Инна Кабыш, написана в состоянии счастья. Об этом свидетельствует массив лирики, главным образом, любовной. Которая, впрочем, при всей кажущейся радости, никак не воспринимается благополучной, но в то же время вызывает восхищение лирической героиней. Это своеобразный "молотовский коктейль", сжигающий на своем пути танки мерзости, пошлости и ехидного злорадства по поводу…
Так что "Читайте, деревья, стихи Гесиода", то бишь стихи прекрасной русской поэтессы Анны Гедымин, и вы никогда не выпадете из контекста. Кстати, автор этой формулы — писатель Юрий Поляков — как-то сказал: "Я многие стихи просматриваю, а стихи Анны Гедымин — читаю".

 
Валентин РЕЗНИК