Главная

ИЗДАТЕЛЬСТВО «ВРЕМЯ»

просмотров: 1 693 | Версия для печати | Комментариев: 0 |
Вадим Ярмолинец: «Мои герои – люди моего окружения»
Справка: Вадим Ярмолинец (12 марта 1958 года, Одесса) — русско-американский писатель, журналист. В 1984 году окончил факультет романо-германской филологии Одесского университета. Работал в одесских газетах «Моряк», «Комсомольская искра». В 1989 году эмигрировал в США, живет в Нью-Йорке. С 1990 по 2008 год — сотрудник нью-йоркской газеты «Новое русское слово». Радиоведущий на русских радиостанциях Нью-Йорка. В 2007 г. включён в шорт-лист конкурса Марка Алданова, проводимого нью-йоркским «Новым журналом» (повесть «К свету»). В 2009 г. включен в шорт-лист Национальной литературной премии «Большая книга» (роман "Свинцовый дирижабль «Иерихон — 86-89»). Публикации прозы в журналах: «Парус», «Столица», «Октябрь», «Волга», «Новая юность», «22», «Иерусалимский журнал» и др. Победитель литературных конкурсов: «Тенета», 2000 г., «Сетевой Бродвей», 2000 г., «Сетевой Дюк», 2000 г. Соавтор сценария (с Сергеем Четвертковым) художественного фильма «Час оборотня», снятого в 1990-м году на Одесской киностудии.

Интервью с Вадимом Ярмолинцем (runyweb.com, беседовал Геннадий Кацов) 

В июне в московском издательстве «Время» вышла в свет ваша книга "Кроме пейзажа, американские рассказы". Судя по названию, вы - американский писатель, пишущий по-русски? Или же вы – русский писатель, многие годы живущий в Америке? На последней Международной книжной ярмарке в Нью-Йорке организаторы русской экспозиции вручили мне нагрудный знак – «Вадим Ярмолинец. Российская федерация. Москва» – который разрешил последние сомнения относительно моей писательской принадлежности. Так исполнилась мечта провинциального литератора, который в конце 80-х осознал, что перебраться из Одессы в Нью-Йорк легче, чем из Одессы в Москву.  Нет, я конечно, чувствую себя русским автором, просто прописка у меня американская.

Вы заранее сообщаете читателю, что ваши герои имеют реальных прототипов; и ситуации, сюжеты едва ли не списаны с газетных колонок криминальной и светской хроник.  Насколько ваш писательский метод можно иллюстрировать словами Сергея Довлатова из его «Зоны»: «Имена, события, даты – все здесь подлинное. Выдумал я лишь детали, которые несущественны. Поэтому всякое сходство между героями книги и живыми людьми является злонамеренным, а всякий художественный вымысел – предвиденным и случайным».
Многие рассказы из этого сборника начинались как статьи для «Нового русского слова», где я проработал 18 лет. Они почти документальны. Но я думаю, все авторы, в той или иной степени пишут с натуры. Прототипами героев «Войны и мира» были члены семей Толстых-Берсов. Прототипы «Костров амбиций» Тома Вулфа – политические и общественные функционеры Нью-Йорка. Мои герои – люди моего окружения.

Не было ли у вас реальных конфликтов с прототипами ваших литературных героев?
Были, что и послужило поводом для появления некоторых рассказов. А после их публикации конфликтов уже не было. И отношений тоже. «Пострадавшие» могли воспринимать это как месть, для меня конфликт был сюжетом, пройти мимо которого я был не в состоянии. Лет 20 назад, оказавшись среди прототипов довлатовских героев (откроюсь – в редакции «Нового русского слова»), я был поражен той ненавистью, которую они к нему испытывали. Позже собственный опыт дал объяснение этому феномену.

Ваши реалистические рассказы и повести опубликованы в российских, украинских журналах и издательствах. Представляете ли вы, насколько нынешнему массовому  российскому читателю в этих странах интересен ваш американский опыт? Иммигранты с их проблемами и взглядами на нелегкую жизнь в США? Ответ «если издают, значит нужен», уже не засчитывается.
Уже лет 20 как россияне перестали нас воспринимать как инопланетян, живущих какой-то особенной, недоступной им жизнью. Многие иммигранты, я думаю, обратили внимание на то, что друзья, к которым они возвращаются в Россию через 10-15-20 лет разлуки, совершенно не интересуются их опытом жизни на Западе. Я понял, почему это происходит, прочитав «Журавлей и карликов» Леонида Юзефовича. В 90-х эти люди пережили ТАКОЕ, что наша борьба за существование в Штатах или в других западных странах им кажется игрушечной и с непременным хэппи-эндом. О чем мы им можем рассказать? Но мои истории, я думаю, привлекательны не типовым иммигрантским опытом, они не о бытовом обустройстве жизни, они о поиске в ней своего места и своего счастья. Чтобы идентифицировать себя с моими героями не обязательно жить в Бруклине.

Вам 54 года, и большинство главных героев в ваших рассказах – ваши сверстники. Они, в основном, малоприятно впечатлены своим возрастом, озабочены сексуальными перспективами лет так через пять-шесть (то есть, всего лишь к 60-ти годам) и пасуют перед натиском молодых и горячих. Насколько ваши герои являются отражением ваших мыслей, физического состояния, различных комплексов – по известному флоберовскому принципу «госпожа Бовари – это я»?
Слова Флобера отношу к себе на 106%. В них – объяснение моему повышенному вниманию к теме старения. Счастливы те, кто либо не обращает внимание на то, сколько им остается, либо, сохраняет, глядя в зеркало, выдержку и достоинство. Но я должен сделать себе комплимент: я осознал явную зацикленность на этой теме раньше автора «Темных аллей», превратившегося после их выхода в посмешище для многих современников.

В 2009 году ваш роман "Свинцовый дирижабль «Иерихон — 86-89» был включен в шорт-лист Национальной литературной премии «Большая книга». Ваши впечатления, как зарубежного писателя, от участия в этом российском литературном конкурсе? Как и чем вы объясняете то, что не выиграли «Большую книгу»?
В 2009 году «Большая книга» и три миллиона рублей достались Леониду Юзефовичу за совершенно блестящий роман «Журавли и карлики». Он не просто написал сложную, многоярусную книгу, за которой стоит колоссальный труд, он вернул российской литературе жанр плутовского романа. Если бы я был единственным директором «Большой книги», я бы тоже отдал главную премию ему. В здоровом литературном процессе премии обычно достаются актуальным книгам, моя книга – книга воспоминаний.

Если бы вы участвовали в конкурсе «О чем вы пишете: только одним предложением», чтобы вы написали?
Ну, можно вот так: «Жили-были старик со старухой, всякое у них бывало, а потом они померли».

Все может идти в писательскую копилку. Есть ли темы, которыми вы брезгуете, считаете недостойными освещения? И насколько готовы эксплуатировать удачно найденные сюжетные ходы, стиль и язык описаний и диалогов?
Мне претит все экстремальное (или маргинальное) и привлекает все, что попроще. Что до сюжетов, то не я заметил, что их список довольно ограничен. Это, однако, не останавливает массу авторов еще с догомеровских времен.

Представьте: вы – член норвежского Нобелевского комитета. Кому из современных российский прозаиков вы готовы были бы вручить Нобелевскую премию? К примеру, Захар Прилепин считает, что самый достойный номинант от России – Дмитрий Быков.
На мой взгляд, за минувшие два десятка лет в русской литературе появился (и опубликован в журнале «Волга») один значительный роман, достойный нобелевки – «Стень» Сергея Шикеры. Это роман о человеке, который находит себя и свое место в совершенно кафкианском пространстве провинциальной жизни. По своей художественности, по значительности поставленной проблемы, ничего равного «Стени» в современной русской литературе я не знаю.

Вы являетесь одним из учредителей нью-йоркской премии «Дары волхвов» им. О.Генри. Зачем русской литературе еще одна премия? Как вы добиваетесь того, чтобы «Дары волхвов» стали премией престижной?
На престижность премии в первую очередь, работает состав жюри. В нем – одни из самых известных авторов сегодняшней России: Дмитрий Данилов, Владимир Друк, Олег Ермаков, Александр Иличевский, Вадим Месяц, Маргарита Хемлина. Сам приз – невелик, но все относительно. Один из призеров прошлых лет признался, что премия оказалась равной его двухмесячной зарплате. Какой издатель заплатит за короткий рассказ две месячные зарплаты? Для меня лично за этим конкурсом стоит ветхозаветная притча о хлебе, отпущенном по водам. В жизни каждого литератора был кто-то, кто помог ему. В моей жизни – Петр Вайль. Я вижу свой литературный долг в передаче этого нетонущего куска хлеба другим начинающим авторам. И еще у меня есть мечта, для которой, правда, нужен спонсор – туристическое агентство, которое бы привезло победителя в город, где писал О.Генри хоть на три дня. Вот это был бы престиж! Расход на посещение таверны «Пита» в Греймерси, где, говорят, были написаны «Дары волхвов», я беру на себя!  

© RUNYweb.com


news1