К 75-летию Владимира Высоцкого читайте материал Бориса Пастернака в газете "Московские новости" (25.01.2013, №451), посвященный фотографиям Валерия Плотникова: "Марина Влади и Валерий Плотников листают альбом с фотографиями Владимира Высоцкого".

В издательстве "Время" вышло Собрание песен и стихов Владимира Высоцкого в 4-х томах и проза Марины Влади - "Путешествие Сергея Ивановича" и "Мой вишневый сад"

Не вмещаясь в рамки
Борис Пастернак

Марина Влади и Валерий Плотников листают альбом

с фотографиями Владимира Высоцкого

Полным альбомным форматом даны, понятное дело, кадры хрестоматийные. Но и много страниц, заполненных крошечными «контрольками», их особенно интересно разглядывать. Некоторые из них, по обычным меркам, подошли бы лишь для семейного архива. Отбирая в мастерской Плотникова кадры для публикации в «Московских новостях», мы с Валерием старались уйти от широко известной съемки, предпочитая именно такую, «семейную». Многие из фотографий он сопровождал маленькими рассказами — иногда забавными, иногда драматичными. Они публикуются вместе со снимками.

Несколько кадров Плотникова заочно, по телефону, из своего дома под Парижем прокомментировала для «Московских новостей» Марина Влади.

Сначала я замышлял девять альбомов. От 01 — пожарные, до 09 — телефонная справочная. Шутка такая. Сделал первый. И столкнулся с тем, что обидел массу людей. Тот же Андрей Вознесенский или Гия Канчели мне говорят: «Слушай, мы столько лет знакомы, что ж для меня места не нашлось?» Зоя мне сказала: Андрей расстроился до слез. «Ребята, — говорю я, — предполагается сделать девять альбомов. Всем места хватит».

Фотограф Валерий Плотников

Сделал второй альбом — там Андрей уже есть, а потом понял: можно и не девять, а двенадцать альбомов сделать. Но нужно, чтобы в каждом была какая-то внутренняя сила. А начну разбавлять содержание — появятся кадры и герои и второй, и третьей свежести И я решил прекратить. А потом подумал: но Высоцкого-то я должен сделать! И в категоричности написал на нем: «Альбом 03. Последний». Точно помню: я делал этот альбом для таких специальных людей — может, они немножко сумасшедшие, но для них дорого все, что связано с Высоцким. Это, знаешь, как обожатели тенора — не всегда разбираются, но беззаветно любят.

Теперь, правда, когда прошло несколько лет, я к слову «последний» начал потихоньку приписывать «не». Сейчас делаю шестой — Смоктуновского.
С носом

А это вот моя самая первая фотография Володи, 1967 год. Один из первых концертов Володи в Доме культуры пищевиков на улице Правды. Я тогда обратил внимание, что микрофоны от магнитофонов — все ж писали для себя! — они такие квадратные были, как у «Днепра». А тут, смотрю, кругленький микрофон, и я стал ловить этот момент, когда у Володи бровки домиком — типа «Ой, Вань, гляди какие клоуны!» — и микрофончик точно попал на нос, как клоунский шарик. И Володя увидел эту фотографию, с нее и началось наше знакомство: «Надо же, — говорит, — даже репортажная фотография может образ создать».
«МетрОполь»

Вот эта фотография. Это день рождения был, сюда, в мастерскую, перенесли из «Синей птицы» представление рукописного «МетрОполя». Как говорится, лучшие люди нашего района — от Фазиля Искандера, вот он в уголочке с краю, не хотел сниматься. Но я сделал вид, мол, ладно, иди-иди, и не нужно. Знаете, как с детьми поступают. От Фазиля до Богословского, он крайний справа в первом ряду. А Володя не пришел. Не знаю почему — может, такое было настроение. С Володей был бы совсем потрясающий кадр — это его круг.

— Где бы он сидел?

— Я бы его пристроил. Вот есть место спокойное. С Василием рядом. Что самое ужасное в групповой фотографии (ну ужасное не то слово) — я говорю: «Вася, чуть правее!» И все тут же смотрят на Васю. Я надрываюсь: «Все смотрят в камеру! Жванецкий, поправь воротник!» Бессмысленно — теперь все смотрят на Жванецкого. И тут я к-а-а-к свистну! И все прекрасно среагировали. Фотография получилась за-ме-ча-тельная. Все поражались — у каждого портрет!
Борода

Он мне несколько таких кадров подкосил! Мне звонят и говорят: слушай, у тебя там в альбоме брак — целый разворот пустой, одни рамки, а картинки нет. Я спрашиваю: а текст вы прочли? Там же все написано. Это место для несостоявшихся кадров. Я снимал Высоцкого с бородой — он играл Лопахина в «Вишневом саде». И я его подбивал: давай сделаем Гамлета с бородой — русского мужика Гамлета. Будет роскошно! Я, честно говоря, тогда больше о себе думал: уникальный же кадр — Гамлет с бородой! Мы и раньше снимали гамлетовскую тему — а тут еще и борода. В чистом виде, как говорит сейчас молодежь, креатив.

— А зачем Гамлету борода? Просто ломка стереотипа, или что?

— Вот этот, с бородой, любимый мой и Володин портрет. Есть много разных кадров «к случаю»: Володя в роли, Володя поет, Володя с гитарой Но вот здесь он самый мощный, самый могутный, это он сам внутри себя. Мне эта фотография больше всего дорога.

Смоктуновского в свое время я мог попросить отрастить бороду специально для меня, для съемки. Он три месяца ее растил — лохматая получилась, не такая, как в «Дяде Ване», интеллигентская. Но Володя с его театральными нагрузками не мог себе такого позволить. А тут он уехал на месяц с лишним за границу, там эту бороду отпустил — не для меня, нет, — но, слава богу, не побрился, я его в первый же день увидел, потому что он привез мне от Миши Шемякина какие-то подарки. Я сразу: «Давай снимемся!»

Договорились. Он у меня днем был еще с бородой! Я прихожу в театр. В «Гамлете», помнишь, зал открывается минут за пятнадцать до начала, люди заходят, а Володя уже сидит у стены с гитарой, перебирает струны «Он уже здесь, гляди! Живой Высоцкий!» Я вхожу вместе со всеми — елки-палки, он же побрился! Я до того расстроился, что не снял ни кадра. В антракте побежал к нему, заикаюсь: «Володя, ты чего? Мы ж договорились». — «Понимаешь, Петрович скандал устроил»

«Вши»

И я придумал вот еще что. Шла речь как раз о выпуске в Париже Володиной пластинки. Я взял из архива театра старые афиши и выклеил у себя на кухне вот такой вот коллаж. Вот эти «Вши под кожей статуи Свободы» потом доставляли фоторедакторам много хлопот. Эту фотографию еще при «Софье Власовне» пытались напечатать в АПН. Тогда ведь фотошопа никакого не было, так этих «вшей» просто замазывали белилами. Теперь я печатаю это, не кадрируя, — вон холодильник, кухня Вот мой сын Степа. Молодец, выскочил из комнаты, встал точно по оси кадра.

— Та пластинка вышла?

— Пластинка так и не вышла.
Узнаваемость

Когда Володи не стало, люди, которые занимаются его биографией, восстановили все его дни по часам и минутам: концерты, гастроли, встречи, интервью, фотографии И они мне нашли Володино интервью болгарскому то ли радио, то ли телевидению. Там его спрашивают: «А что такое в вашем представлении художник?» И Володя, при его-то круге друзей, коллег и знакомых, отвечает: «Важна непохожесть, узнаваемость. Вот у нас в стране есть такой человек Валера Плотников. Его фотографии вы ни с чьими не спутаете». Здорово. Для меня, конечно.
С мечом
Не вмещаясь в рамки

Володя меня ввел в Театр на Таганке. Я туда заходил не то чтобы открывая дверь ногой, но когда угодно, даже жил иногда у них в общежитии. В 1971 году появился «Гамлет». Все спектакли у Петровича были с сильно затемненной сценой, снять там что-то без специального света было невозможно, и мы договорились с Володей, что останемся после спектакля и какие-то сцены, самые простые, воспроизведем, а часть сюжетов я придумал сам. Вот этих поз у Высоцкого в спектакле нет. Мне хотелось, чтобы в кадр попала созданная Давидом Боровским фактура, чтобы Володя стоял рядом с этим мечом. Видишь, шишак меча приходится ему прямо на лоб. А я подумал: ведь можно из меча сделать имитацию микрофона. Я стал подставлять Володю к этому «микрофону». Потом мне не раз звонили: «Слушай, у тебя там есть фотография, где Высоцкий поет в микрофон» Нет такой фотографии, посмотрите внимательно — он поет в меч. Обманка сработала.

У меня еще были кое-какие замыслы. Но тут Володя говорит: «Неудобно. Ребятам домой еще добираться. Давай закругляться». Мы же оставили осветителей, реквизиторов, костюмеров. И я поддался — молодой был, еще робкий. Да ребята с удовольствием сидели бы с ним до утра! Мог бы сделать еще несколько кадров.
Вспышка
Театр на Таганке, «Гамлет», сцена у могилы Офелии, 1972 год

Единственный кадр, который я сделал по ходу спектакля, о чем ребят предупредил, — такая сцена, что невозможно для специальной постановочной съемки договориться со всеми. И я сделал почти полицейскую фотографию. Блиц в театре использовать нельзя, и я предупредил Аллу Демидову, Веню Смехова, что это будет такой прием — кадр со вспышкой. Публика, наверное, обалдела: во, фотограф, обнаглел совсем!
«Рено»

А вот кадр, который нам задал загадку всем, в том числе и людям, которые пишут летопись Высоцкого. Это его первая машина «Рено-16», которую Марина пригнала из Франции. И Володька рассекал по Москве с парижскими номерами. А тут вот опять мой Степа, которому на вид года два, два с половиной. И получается, что это 75-й год. Но «летописцы» утверждают, что в 75-м «Рено» уже не было. Но вот мальчик — и вот «Рено». И есть кадр, на котором даже виден номер. Ну не сходится, и все! У Степы теперь у самого двое мальчишек, двенадцати и пяти лет. У Ксюши девочка в первый класс пойдет.
Винил

А вот эту фотографию я делал уже под заказ фирмы «Мелодия». Пластинка должна была выйти в 1975 году. Вернее, две пластинки — на одной Володя поет свои песни, на другой — Марина. И я специально пригласил его. Вот кадры напечатал в размер пластинки. Пластинки так и не вышли, а записи достаточно широко известны. Мы сейчас договариваемся с одним человеком, чтобы выпустить их, причем именно на виниле. Конверты уже есть, как видишь.

Личность

—Литературоведы говорят: у него стихи сами по себе не очень — главное у него актерское, темперамент, драйв.

— Знаешь, вспоминается строчка Андрея Андреевича Вознесенского: «Хороним, блин, меньшого брата». Андрей, ты чего? — это еще неизвестно, кто меньшой! Володя был поэт, у него ни одной строчки фальшивой, у него слова всегда ложились очень точно.

— Значит, по-твоему, поэт?

— Личность. Меня иногда спрашивают: а че Лиля Брик? Она что, такая уж красивая была? Да нет, не была, но она была личностью. Она могла по какой-то своей причине отказать от дома Майе Плисецкой. Как?! Майе Плисецкой?! Да. И Володя — личность. Что это такое? Если бы кто-то мог точно определить, разложить по полочкам, что это такое, — все бы подались в личности. Он таким родился.
Таити

А вот здесь, смотри, на пробах к «Пугачеву», он не напрягается, он совершенно естественный. И сразу какая мощь. Они только что приехали с Мариной из-за границы, объездили массу стран. У него карта была в квартире, и как у маршала Жукова, вся флажками утыкана. Гляжу — маршрут проложен от Америки на Таити. «Володя, ты что, и там был?» — «Да-а». Оказывается, предыдущий муж Марины, летчик, сделал им какие-то левые билеты.

Екатерина

— Это Екатерина Вторая, а это Володя в роли Пугачева. Все на той же кухне делалась эта съемка, и я, когда отпечатал уже, увидел на стене Николая Второго в исполнении Ромашина, правда.

— А шпага чья?

— А шпага Леонида Витальевича Собинова, и мебель его. Это квартира Леонида Витальевича, здесь все настоящее. Почему Собинов? Потому что мои дети — Собиновы. Вот на снимке Ирочка Кассиль-Собинова — дочь Льва Абрамовича Кассиля и внучка Леонида Витальевича Собинова.

Марина Влади

— Простите, что сразу о делах, не спрашиваю ни о погоде, ни о самочувствии…

— Все нормально — холодно, и самочувствие отличное. Успокойтесь.

— Тогда про кадр, где вы в пробе на роль Екатерины Второй. Вы всерьез готовились к этой роли? Уже был какой-то план съемок?

— У нас был почти готовый сценарий Володарского. Но вживаться в роль толком не пришлось — нам запретили сниматься. И мы, по сути, сделали только фотопробы. Володя снялся в роли Пугачева, я — Екатерины. Правда, Володя снялся и в кинопробах — они просто замечательные. Я уже просто не успела, цензура наложила на все свою лапу.

— Кто готовил для вас костюм?

—Снимались в квартире Плотникова, для тех времен замечательной, он все и придумывал, и подготовил — прическу, платье. Мне хотелось выглядеть старше — это ведь Екатерина уже времен пугачевского бунта. Потом все интересовались, как я себя ощущала в качестве русской императрицы. Но я же актриса, могу сыграть кого угодно — и императрицу, и проститутку, и молодую женщину, и старую. Нормальная задача. Главное было совершенно в другом: нам с Володей по жизни очень хотелось, нам было очень важно сыграть что-то вместе. Чтобы я имела возможность работать в России. Но вот как раз этого власть не могла допустить, нам не дали. Было очень обидно.

Валерий Плотников

— Можно, я добавлю? Спустя некоторое время знающие люди рассказали мне смешные подробности. Некое официальное лицо из сферы культуры решило объясниться по поводу запрета «Пугачева». «Что ж, по-вашему? — заявило лицо. — Мы должны были согласиться, чтобы роль русского национального героя Емельяна Пугачева исполнил еврей? А роль нашей русской императрицы сыграла иностранка?»  Ему, видимо, еще не доложили, что прежде, чем стать Екатериной, она была рожденной в Пруссии Софией Августой Фредерикой Анхальт-Цербстской.
Прощание

А это прощание с Володей. Я остался тогда ночевать в театре, потому что прекрасно понимал, что утром не прорвешься. И чем я еще руководствовался. В воспоминаниях современников рассказывается, что, мол, тысячи людей провожали Маяковского, или Бориса Пастернака на кладбище. И я думал: а где на это можно взглянуть? Визуального рассказа про эти события никакого. Правда, Маяковского я недавно увидел — оказывается, все-таки снимали. И я понимал, что проводы Володи я обязан снять. Я составил сценарий для себя, остался на ночь в театре и буквально по минутам снимал все, что происходило. Вот этот кадр, скажем, уникальный — последний Володин приезд в театр, 5.30 утра. Пустая еще Москва, окно с портретом, цветы.

Ко мне часто обращались со всякими глупостями: а правда, что Райкин умер? Или: правда, что Пугачева разошлась с Сашей Стефановичем? Желтой-то прессы тогда не было, и интернета тоже. И в этот день с утра тоже позвонили: правда, что Высоцкий умер? Так это ж не в первый раз. Я говорю: ребята, я с ним как раз договаривался встретиться сегодня в театре. Сейчас поеду узнаю. Подъезжаю к театру и вижу вот эту витрину в цветах. И понял, что на этот раз — правда.

Остался в театре. А диванов тогда мягких не было, стулья жесткие. Подставил четыре стула — и спи. Я понимал, что надо поспать хоть немного, потому что впереди целый день, жара, толпа. И вдруг часа в четыре утра стал орать петух из «Гамлета» — он, оказывается, тоже ночевал в театре перед спектаклем — «Гамлет» же был с Высоцким назначен! А он «Ку-ка-ре-ку! Ку-ка-ре-ку!». Уснуть не дал. Но зато и не дал проспать.

— Москва-то была пустая. Олимпиада, запреты на въезд, на вход.

— Не скажи. Вот утром еще никого нет. А вот уже народ собирается. Я знал театр наизусть, и кто-то дал мне сверхширокоугольный объектив (вот он на снимке, тень от него) — я ведь прекрасно понимал, что придется делать очень общие планы. Вот как эта очередь от Котельников до театра. Я хотел, чтобы виден был и вход в театр, но вот этот козырек железный все перекрыл. Но и это я единственный снял, потому что все фотографы вот здесь столпились. И что они сняли? Несут чего-то в руках.
Япония

А вот вышла пластинка японская. Думаю, Володя написал бы что-нибудь веселое по этому поводу. Вот это, смотри, это песня Высоцкого — вот эти жучки, паучки и козявочки — это текст его песни.
Водка

— Я понимаю, что это всем безумно интересно, но, допустим. Из самого такого, что объясняет мне необъяснимость Володи. Я человек малопьющий. Для моих товарищей по ВГИКу — Сережи Соловьева, Кати Васильевой, Динары Асановой, Володи Акимова, Эдика Володарского — я в этом смысле был некомпанейским человеком. Эдик говорил: «Плотников, выйди в коридор. От твоего вида водка скисает». Когда мы познакомились с Володей на «Агонии» — это 29 лет ему всего! А мне 24, я студент второго курса операторского факультета. В Питере Володя останавливался в гостинице «Октябрьской» напротив Николаевского вокзала, на Невском. И как-то утром я захожу к нему и на правах хозяина, что ли, приглашаю: «Володя, ну что, пойдем в буфет, по рюмочке». Я ж не в курсе еще был прописных истин. Володя говорит: «Нет, мне нельзя». Я: «Ну там сухого вина». — «Не-не, нельзя» — «Ну пива?» — Не, нельзя». И добавил такую фразу: «Я зашитый», или что-то в этом духе. Я понятия тогда не имел ни о каких «торпедах». Потом он сказал: «Знаешь, если я немножко выпью, я сорвусь». И я отстал. До буфета мы все-таки дошли, но обошлись чаем и бутербродами.

Потом уже, спустя какое-то время, Володя сказал мне: «Ты знаешь, я законченный алкоголик». Без всякой позы, очень спокойно. Я спросил потом Эдика Володарского, в каком же возрасте они начали пить? Я же видел несколько раз, как они пили. Уже не идет, уже не в радость. Зачем? Эдик отвечает: «Ну как тебе объяснить? Зажми нос — сколько ты сможешь не дышать? Вот так и мы без этого не можем. А начали лет в тринадцать».

Зачем

Он же прекрасно понимал: ну вот снимаемся. И какого?.. Это ж нигде не будет напечатано, никуда не пойдет. Так, домашние радости? И ведь до Володиной кончины — а я человек аккуратный, дотошный, все учитываю — включая АПН, было напечатано всего шесть Володиных фотографий. С 67-го года! Никаких тебе обложек, никаких «Советских экранов». Был, правда, буклет. И когда мы его сделали, в Бюро пропаганды советского киноискусства подстраховались: «Погодите, так он же даже не заслуженный артист республики. Такой большой буклет ему не по чину». И сократили.

— А почему, кстати, только Высоцкий? Много же было и заслуженных, зарабатывать же надо было.

— А почему Шнитке? А почему Любимов? Тоже никаких перспектив не было.

— И не было надежды, что перспективы появятся?

— Знаешь, в 1972 году я взял псевдоним Валерий Петербургский. И в интервью говорил, что буду носить этот псевдоним до тех пор, пока мой город не откажется от воровской кликухи. Конечно, этого никто не печатал, но никто меня и не закладывал. Может, думали: а, чудит мальчишка! Но тем не менее я, как видишь, своего добился. «Уж если я чего решил, я выпью обязательно».

У меня вообще так замечательно сложилась жизнь — всякий раз оговариваюсь, что сейчас начнется чистая хлестаковщина — что я в юности был знаком с Бродским и Довлатовым. Просто в силу того, что жил на Невском. Но Иосиф почему-то обратил на меня внимание, хотя в том возрасте разница в три года была еще более ощутимой. Тебе 17, а мне 14 — о чем говорить? Мальчик, иди в прихожей посиди, тут взрослые курят. Тем не менее мы общались.

Я видел Акимова, Черкасова на даче, Меркурьева. Я понимал масштаб и уникальность этих людей, и мне было безумно приятно, что эти люди меня замечали и принимали. А уже потом мне ставили и это лыко в строку: вот, мол, Плотников, гад, не случайно наснимал все это еще во ВГИКе, еще в Питере, знал, кто потом станет заслуженным, а кто народным. Ничего подобного. Еще при советской власти мне предложили сделать первый собственный альбом в «Планете». Я пришел со своими персонажами, стал показывать. Мне говорят: «Вы знаете, какой-то однобокий у вас подход. Ни одного Героя Соцтруда. Вы подснимите, тогда, может». Но тоже дождался. Тут главное — верить.
Таганка

— Я за что Володе еще благодарен, так это за то, что он меня ввел в Театр на Таганке. Я в первый раз Таганку увидел на гастролях у нас, в ДК им. Первой пятилетки, который потом стал пристанищем Аркадия Исааковича Райкина. Такого безумия я и представить себе не мог: люди лезли по крышам, по водосточным трубам с явным риском сорваться и покалечиться.

А тут это потрясающее ощущение: прихожу в театр и чувствую себя в безопасности — все свои. Никто тебя не ударит в спину и не попросит покинуть помещение. А я еще и со своей тогдашней бездомностью особенно остро это чувствовал.

Маленькая зарисовка. Я одно время работал с Любимовым. Выглядело это так. Юрию Петровичу нужно было во время спектакля отлучаться по делам. И он доверял мне свой фронтовой фонарик. Я-то точно знал, что надо мигать осмысленно — держать темп, где надо подгонять. Партитуры всех спектаклей я к тому времени знал наизусть. И актеры видели: «Петрович здесь! Не балуй!» Интересно, никто из билетерш нас не выдал? Видимо, нет. Минут за пять-семь до финала Петрович появлялся, забирал фонарик, выходил на поклоны.
«Пшел вон»

Знаешь эту историю? Володя сам ее рассказывал. У него был любимый американский актер — здоровый, усатый, брутальный, забыл, черт, как его... Где-то в Канаде увидел его и с восторгом к нему кинулся. Да со своим английским еще... А тот его отшил презрительно: «Пшел вон». И Володя мне говорит: «Я вдруг вспомнил свои номера. Ко мне кто-то бросается, а я — отвали. И вот сам получил».
Чтобы пускали

Я всегда подписываю свой альбом усеченной цитатой из анкеты 1968 года, по-моему. Два вопроса и два Володиных ответа. Очень на него похоже. Первый вопрос: «Хотите ли вы быть великим? И почему?» Володя отвечает: «Хочу и буду». А второй вопрос, который я и цитирую: «Чего бы вы хотели больше всего в жизни?» И Володя отвечает: «Чтобы помнили, чтобы везде пускали».

Не уверен, что он имел в виду весь мир. Просто хотел, чтобы швейцар где-нибудь в «Арагви» морду от него не воротил.

Я один раз только видел его в несоответствии с привычным образом. Дело было на премьере пьесы о Чехове, где Марина играла Лику Мизинову, а Николай Гринько — Антона Павловича. Все сошлись в фойе, Марину, естественно, окружили — Юткевич, Зархи, Герасимов, Кулиджанов — все такие видные и крупные. Встали плотным кольцом. И сзади Володя подпрыгивает: «Мужики, эй-эй! Баба-то моя!»

— А баба уже была его?

— Надо посмотреть по датам. Но даже если не была официально, то фактически да. Она и привела его на премьеру.

— Как у тебя складывались отношения с Мариной?

— Я познакомился с Мариной раньше, чем с Володей, — познакомила нас старшая сестра Марины, актриса Одиль Версуа. Вернее, я знал Марину, но не уверен, что и она меня знала — это тот самый случай. Потом мы очень хорошо друг к другу относились. Может быть, оттого, что я не совершил в свое время бестактности, которую допускали многие. Марина мне говорила: «Слушай, я здесь чувствую себя какой-то Бабой-ягой. Все подходят и говорят: «Мы на вашей «Колдунье» выросли» И я думаю: если вы выросли на «Колдунье», то я уж точно сейчас Баба-яга на помеле. Снялась-то она в пятнадцать лет. А я ничего такого не сказал. Хотя помню, как мальчишкой рыдал, когда ее на экране забивали камнями.

Мне приятно, что у них в квартире на Грузинской, а потом и в парижском доме Марины (я это видел в кинохронике) висели вот эти большие фотографии. Они как бы смотрят друг на друга с двух стеклянных створок шкафа.

Кто при ком? Для меня так вопрос не стоял. Вот эта съемка на кубе — как она на него смотрит! Это же восторг. Она его обожала. Навсегда. В ней не было этого надсадного вопроса: «Я первая скрипка или вторая?» Я женщина, я его люблю — и все. И обрати внимание: никакого грима, никакой помады.

Марина Влади

— У вас есть любимый кадр в этой серии?

— Несколько. Когда мы смотрим друг на друга. Когда переплелись, в смысле, сидим обнявшись и смотрим в камеру. Наверное, не только мне хочется на эти фотографии смотреть. Другим ведь тоже приятно, когда люди любят друг друга. Плотников прекрасный фотограф. Он честный.

А если человек честный, то и фотографии у него получаются честные.

Между прочим, мой друг из Петербурга — он тоже много снимал нас с Володей, Петя Солдатенков — прислал мне снимок, сделанный в начале июня 80-го года. Мы с Володей в театре, и сразу видно, что все, что о нас рассказывают эти гады — неправда. Мы вместе.

— Какие из гадов?

— Те, для которых Высоцкий — возможность зарабатывать деньги и славу. Чаще всего это люди, которые сами ничего в жизни не сделали и поэтому питаются нашей жизнью. Это больно.
Собственный возраст

Она и его одевать стала. Я-то помню его в этой красной рубашке с широким ремнем. Мама дорогая, что ж, мне Высоцкого переодевать, что ли?
На кухне у Плотникова, 30 ноября 1975 года

На кухне у Плотникова, 30 ноября 1975 года
© Валерий Плотников
 

Я хотел снять Маринину фотографию для диска. Говорю Володе: «Слушай, я договорился со Славкой Зайцевым, чтобы дал какую-то одежду для съемки. У нее ж тут нет ничего». — «Да Марина ничего не станет надевать. Она отродясь в манекенщицах не ходила, чужого не наденет». Ну, думаю, Высоцкий, ты у нас большой знаток женщин, но не до такой степени. И все, видишь, отлично получилось. И Слава молодец, подобрал такие вещи не банальные, декоративные. Марина меняла наряды с явным удовольствием. К счастью, Володи на съемке не было — «кузнец нам не нужен» — сидел бы с кислым видом, замечания делал. «Я ж говорил, что ты не манекенщица — а ты, оказывается, манекенщица» А она просто женщина.

Марина Влади

— А этот декоративный костюм кто подбирал? Очень интересно получилось.

— Да что там интересного? Ну, хотелось, чтобы это была не совсем обычная фотография. Просто портрет, почти для себя. Я вообще не люблю позировать, для меня это трудное дело.

— Вы же актриса.

— А в чем противоречие? Я делаю это профессионально, но не люблю. Есть актрисы, которые обожают крутиться перед зеркалом. А я вообще не люблю ничего искусственного — грима, краски, сложных причесок… Понимаю, что люди предпочитают разглядывать актрис намазанных и в удивительных одеждах. Но я люблю спортивную одежду, мне в ней очень удобно. Я всегда это говорю, это не кокетство. Кокетства мне не хватает, между прочим. Как тридцать лет назад, так и сегодня. Я такая же. Живу в естественном виде.

Валерий Плотников

— Представляешь ли Высоцкого в 75?

— Нет. И не могу понять многого из того, что себе позволяют его ровесники, бывшие друзья. «Он бы в «Единую Россию» вместе со мной записался». Ребята, вы чего?!

Фотографии из альбома Валерия Плотникова «Владимир Высоцкий. Таганка» можно посмотреть здесь.

Постоянный адрес статьи: http://mn.ru/friday/20130125/336136479.html
© Валерий Плотников
© 2010-2011 ФГУП РИА Новости и НП ИД Время