Падение рая
Этот литературный прием поднимает ошеломляющие книги Алексиевич до уровня великой литературы
…«Время секонд хэнд» — конечная точка гигантского проекта белорусской писательницы Светланы Алексиевич.  Проекта, который состоит из пяти книг и длится уже сорок лет. Завершающая проект хроника — отцеженные писательницей тысячи интервью с людьми, в основном с женщинами, живущими в стране, бывшей для кого-то страшной, а для кого-то многообещающей альтернативной сверхдержавой. Подзаголовок этого мощного потока свидетельств  — «Конец красного человека».
Алексиевич направляет яркий луч света в ту исторически серую зону, в которой большинство людей проживает свою частную жизнь — совершенно не зависимо от того, рождены они в сталинском Советском Союзе или в безопасной Швеции.
Ее метод может показаться журналистским — прямая речь, длинные монологи, рассказы о жизни… смерть… боль… счастье… грусть… Алексиевич даже расставляет по тексту мелкие скобки с авторскими пометками, делает пунктирные пробелы — но добивается того, что дыхание рассказов становится и нашим дыханием! Так большая История вырастает из маленьких историй. Этот литературный прием поднимает ошеломляющие книги Алексиевич до уровня великой литературы и превращает «Время секонд хэнд» в огромное и преобразующее душу чтение.

Красный аккорд
Мощная литературная сюита Светланы Aлексиевич  уникальна в литературе.
Одну из глав книги «Время секонд хэнд» Светлана Алексиевич посвящает Беларуси. Последняя диктатура Европы, это так географически близко (от Стокгольма до Минска ближе, чем до северного шведского Кируна), но так позорно далеко в общественном сознании. Там своего рода краеведческий парк-музей, вроде тех, что посвящены жизни в старину в разных частях Швеции. Там статуя Ленина до сих пор стоит у здания правительства и там КГБ до сих пор называется КГБ.
«Время сэконд хэнд» по составу самая сложная из книг цикла «Голоса Утопии». Интенсивность и темп изложения меняются здесь мастерски. Это великолепный финал всей эпопеи.
Многие члены Шведской академии намекали, что польский журналист Рышард Капущинский непременно получил бы Нобелевскую премию по литературе, если бы не его внезапная смерть в январе 2007 года. Через четыре года после его смерти именно Светлана Алексеевич была удостоена литературной награды, учрежденной в его честь. …Ее творчество, ее «Голоса утопии» не имеют никаких аналогов в мире — ни в литературе, ни в жизненном опыте.

Чтение для хороших людей
Никогда раньше «литература признаний» не описывала общество столь точно
…В «Чернобыльской молитве» Aлексиевич писала, что люди, населяющие Беларусь, воспринимаются как умирающие черные ящики, которые мир изучает лишь в качестве носителей информации. Это очень точная картина современного общества и современных СМИ. Мы видим какие-то мерцания: повстанцы погибают в рамках арабской весны, беженцы тонут на пути к берегам Европы, заложники  гибнут в терактах в Беслане и в Москве. Но Алексиевич взламывает эти черные ящики, пробивается к тем, кто говорит из тьмы. Трагедия и реальность зачастую слиты воедино в ее особом стиле прозы, где реплики часто заканчиваются многоточиями, словно сама реальность — незавершенная и длящаяся.
«В мое время» говорим мы, вспоминая о жизни.  Как будто каждый из нас был удостоен общего времени как своего собственного. На самом деле мы гоняемся за временем других людей, когда в газетах, документальных фильмах, в мемуарах и в архивах ищем «правдивые истории» и «острые признания». Сумма всех индивидуальных времен — это и есть  коллективная история всех нас.
Но рассказы о жизни других людей нуждаются в сильных рассказчиках. А они очень редки. Белорусская писательница Светлана Алексиевич, вероятно, тот рассказчик, который ближе всех к возможности создать портрет нашего общего времени. Ее работа уникальна и, несмотря на погружение в темноту, бесчеловечность и ужас, впечатление от книги светлое, великолепное. Никогда раньше «литература признаний» не описывала общество столь точно.

Советское горе в один голос
Светлана Алексиевич собирает свои материалы как журналист и обрабатывает их как поэт
…У человека, судя по всему, есть хорошо развитая способность жить в двух реальностях одновременно — в повседневной физической жизни и в воображаемой, идеальной жизни «для воскресенья». То, что первая жизнь является страшной, кажется, не ослабит веру в другую жизнь. Совсем наоборот. Нигде рай не кажется реальнее, чем в аду. Нужно верить, как иначе жить? Чем беднее, чем благочестивее. Ясно, что Северную Корею мы должны рассматривать как секту, замаскированную в государство. А Советский Союз? Как секту, надутую в империю?
Народ, с которым Светлана Алексиевич сталкивается в эпоху, наступившую после краха советской власти, практически без исключений ностальгичен. Люди говорят с тоской в душе о старом времени, о ночных разговорах на кухнях, когда все обсуждали Пушкина и Пастернака. И они, кажется, ничуть не удивлены тем, что эти утонченные разговоры не оставили более существенных следов в русском обществе, которое, пользуясь их же словами, практически за ночь смогло превратиться в вульгарное и жадное гнездо торгашей.
Казалось бы, как можно тосковать по Советскому Союзу, по Сталину и не вспоминать депортаций, жестокости лагерных охранников, заточенных карандашей, которыми следователь протыкал женскую грудь, голода и вони лагерных бараков? Как можно вспоминать «счастливую жизнь» и не помнить произвола, убийств, пустых магазинов, бесконечных очередей, пустой риторики и динозавров в президиумах?
Вот оно вечное, северокорейское — параллельные миры, подвал и салон, камера пыток и собор, ад, который предполагает рай.  «Время секонд хэнд» говорит что-то важное не только о Советском Союзе и o советских людях, o России и русских, но и вообще об Истории и о Человеке — с большой буквы «И» и большой буквы «Ч».