Презентация книги "Открытие Горенштейна", написанной известным американским биофизиком Григорием Никифоровичем, состоялась 30 мая в городской нотно-музыкальной библиотеке Минска. О своей книге, писателе Фридрихе Горенштейне, а также о своей научной работе автор рассказал корреспонденту "БР".

- На мой взгляд, Горенштейн - крупнейший русский писатель конца ХХ века, - считает Г. Никифорович. - Его литературная судьба так сложилась, что он мало известен здесь, на постсоветском пространстве. За рубежом о нем знают больше, поскольку его много переводили.

Название книги "Открытие Горенштейна" имеет для меня как бы три смысла. Первый - это мое личное как читателя открытие, второе - открытие, которое сделал Горенштейн, подарив нам целый мир своих героев. И, наконец, последнее: я хочу открыть его имя для читателей - это моя основная задача. В идеале хотелось бы, чтобы люди, прочитав эту книгу, если таковые найдутся, немедленно бросились бы читать Горенштейна.

Ситуация парадоксальная: как писатель он почти никому не известен, а между тем с творчеством Горенштейна знакомы очень многие: все видели фильмы "Солярис" Андрея Тарковского и "Раба любви" Никиты Михалкова, сценарии которых он написал.

В каком-то смысле Горенштейн оказался писателем-невидимкой. В СССР в 60-е годы был опубликован всего один его рассказ - "Дом с башенкой". Вначале он предлагал какие-то вещи к печати, их отвергали, а потом, очевидно, решил: не хотите - не надо. Только немногим людям, а среди них были Юрий Трифонов, Марк Розовский, Арсений Тарковский, Лазарь Лазарев, которые действительно понимали литературу, он давал читать свои произведения, и они оценивали его чрезвычайно высоко.

Есть много причин, почему его не публиковали, но главная, я думаю, заключается в том, что Горенштейн - писатель трагический. Его герои - люди сложные, неоднозначные, с внутренним трагизмом. Для того чтобы сопереживать героям его произведений, читателю нужно потрудиться, отдать часть самого себя.

Есть еще один важный момент. Великая русская классическая литература среди всего прочего была построена на идеализации маленького человека. Он, униженный и оскорбленный, всегда достоин сожаления, прощения и т. д. Для Горенштейна такой тезис неприемлем. У него самый маленький несчастный человек, если он пошел против морального закона, должен понести наказание.

Но ведь нравственные традиции русской литературы - это традиции евангельские, христианские, подразумевающие прощение, раскаяние, любовь к врагу своему и т. д., о чем говорится в Новом Завете. А Горенштейн не забывает и о Ветхом Завете, в котором вообще-то говорится "око за око". И никакой нет надежды на некоего Спасителя, который своим пожертвованием уже искупил твои грехи. Ничего подобного! Отвечай сам, разбирайся с Господом лично, без посредника.

Вот такой комплекс идей и мыслей я вижу в произведениях Горенштейна. И это отличает его от русских писателей XIX века, хотя в произведениях, например, Пушкина обращение к ветхозаветной традиции присутствует, я уж не говорю про более раннюю переписку Ивана Грозного с Курбским, где сплошь цитируется Ветхий Завет. Горенштейн вернул в русскую литературу эту утраченную ею традицию.

Строго говоря, литературный анализ текстов Горенштейна - это не моя задача. Я написал о своем впечатлении как читатель и не претендую на звание профессионального критика, литературоведа и т. д. 

- Григорий, в книге вы пишете, что в конце 80-х, когда начали работать в Университете Аризоны в США, прочли целую коллекцию эмигрантских русскоязычных изданий, запрещенных в СССР, и были несколько разочарованы. В чем была причина?

- Живя в СССР, я что-то читал, вышедшее в "тамиздате", "самиздате", но книги некоторых авторов, которые были на слуху, прочесть не мог, и мне было интересно, что это за люди. Например, я никогда не читал Владимира Максимова или Валерия Тарсиса.

Вообще-то я надеялся, что это качественная литература. Но надежды не оправдались. Например, с моей точки зрения, Василий Аксенов - замечательный писатель, который интересно писал в свое время. А вот прошло 50 лет - и вряд ли кто-то будет читать его "Звездный билет", время ушло. А то, что Горенштейн написал 50 лет назад, воспринимается все так же свежо.

Я думаю, дело в том, что Аксенов через своих персонажей, сюжет изображал эпоху, время, а сами по себе персонажи получались картонные. У Горенштейна наоборот. У него выведены живые люди, которые помещены в свою эпоху, но эти же характеры могут жить и через 100 лет. В этом - разница.

Горенштейн отмечал, что в 60-е годы литература взяла на себя некие публицистические функции, и это пошло ей скорее во вред. В наши дни, как мне кажется, литература больше занялась вопросами стиля, какого-то нового способа выражения, формы. Это нужно, это хорошо, но со временем это тоже уйдет.

Андрей Белый был гениальным писателем, и его "Петербург" произвел когда-то впечатление настоящего открытия, поскольку форма этой книги была настолько новой, свежей, что совершенно забивала все остальное. Но сегодня ее читать не так интересно: это уже не новинка, литературный прием уже освоен.

- Вы много лет живете в Америке. Есть ли тоска по культурной среде?

- Конечно. Я не могу никуда "выскочить" из русской культуры, в первую очередь литературной культуры, хотя бы в связи с языком. Я свободно читаю по-английски, но читать настоящую художественную литературу избегаю, потому что нужно не просто понять все оттенки языка - нужно понять все намеки на культурные реалии, которые писатель впитал с детства, а я этого просто не знаю.

- Повлияло ли на вашу научную карьеру то, что вы некоренной американец? И в чем разница в положении ученого здесь и в Америке?

- В Америке и в любой стране, где английский язык - родной, конечно, ясно, что я говорю с акцентом. Но в научном кругу это абсолютно никакой роли не играет. Имеет значение, из какого ты университета, какая у тебя научная репутация, в каких журналах публикуешься. Но кто ты - китаец, японец или белорус, никого не волнует.

В Америке значительно больше возможностей заниматься научной деятельностью, чем здесь. Я занимаюсь компьютерным моделированием, и мне, по большему счету, кроме компьютера, ничего не надо.

Казалось бы, что и здесь этим заниматься можно. Но на самом деле это не так. Потому что для того, чтобы успешно заниматься научной работой, нужно в первую очередь иметь возможность постоянного обмена информацией. Нужна научная литература, а самое главное - личные контакты. Если я знаю, что кто-то занимается темой, подобной моей, я могу поговорить с ним, и 10 минут разговора с коллегой дадут больше, чем чтение его статей. А здесь, в Беларуси, это сильно ограничено. И здесь, например, нет научных журналов, их просто не выписывают, денег нет.

И, кроме того, есть крайне важная в фундаментальной науке проблема свободы исследования. Научная работа требует свободы по той простой причине, что, когда вы начинаете работать над проблемой, вы не знаете, до чего вы докопаетесь. И если тебе предлагают, как это было в Советском Союзе и как осталось теперь здесь, составить план на пять лет вперед, то это бессмыслица в принципе.

У нас этого нет. В заявке на грант я пишу о том, что предполагаю получить такой-то результат, но если выяснится, что я получил иной результат, на меня не будет никакого давления с административной стороны. Я не могу выйти за пределы бюджета, но, грубо говоря, как тратить деньги, я определяю сам. И это в научной работе очень важно. Дело не в том, что ученые настолько особые люди, что им не нужен начальник; природа самой работы такова, что ты не знаешь заранее, куда она тебя приведет. А иначе невозможно.

Справка "БР"

Григорий НИКИФОРОВИЧ окончил Белгосуниверситет, биофизик, кандидат физико-математических и доктор биологических наук. Главный научный сотрудник компании MolLife Design LLC. Работал в научных институтах и университетах Минска, Риги и Тусона (США, Аризона). Профессор Университета Вашингтона в Сент-Луисе (США, Миссури). Автор ряда научных и научно-популярных книг, в том числе "Открытие Горенштейна" (М.: Время, 2013), а также детективного романа, изданного под псевдонимом Ник Грегори. Имеет более 150 публикаций в российской и зарубежной научной и литературной прессе. Живет в Сент-Луисе, США.

Справка "БР"

Фридрих ГОРЕНШТЕЙН (1932, Киев - 2002, Берлин) окончил Днепропетровский горный институт, был вольным слушателем на Высших сценарных курсах (семинар В. Розова). Первый рассказ "Дом с башенкой" был опубликован в журнале "Юность" в 1962 г. Работал в основном как сценарист художественных фильмов. В 1979 году начал публиковаться за границей. Участвовал в составлении альманаха "Метрополь" (1979), куда вошел отрывок из его повести "Ступени". В 1980 году был вынужден уехать из СССР, с 1981 года жил в Берлине (ФРГ).