Новая, четвертая по счету, книга Анны Саед-Шах — «Современная тетка» (М.: Время, 2013) — вопреки названию, выходит далеко за рамки и чисто женского, и сиюминутного, современного.

Особая авторская интонация, точно подмеченная автором предисловия Евгением Рейном, достигается в том числе и за счет предельной открытости. (Кстати, есть в книге и послесловие, написанное Инной Лиснянской, последнее, что она написала прозой.) Мы забываем про сочинителя и видим человека — ищущего, борющегося и страстного.

…Успокой мое сердце, скажи —

я хорошая, правда?

Мои дети со мной, и сама

я напрасно дрожу.

Дай под солнцем согреться,

а большего — больше не надо —

я другою не буду и деток других

не рожу.

Небольшая по объему, книжка рассчитана на широкую аудиторию. Да-да, ту самую, которой, дескать, ничего не нужно и которая якобы ничего не понимает.

Это стихи поэта, которому есть что сказать, и потому он выражает ясную мысль и зрелые чувства. «Тетка» являет не худшие мужские качества — разговор с читателем заканчивается сразу же с истечением поэтического вещества. Никаких «бла-бла-бла».

Это всегда было (и будет) редким явлением в поэзии. Чтобы сказать доступно о важном, нужно спокойно относиться к собственной правоте. Многим ли это под силу? Потому так нечасто мы можем повторить вслед за классиком: «Вот стихи, а все понятно, все на русском языке». А тут еще и предельная, формульная краткость.

И опять с победами борюсь,

и потери в землю зарываю.

Господи, я так Тебя боюсь,

что любить от страха забываю.

Вот и все стихотворение, но за ним — философия, характер, судьба.

При этом Саед-Шах, будучи состоявшимся поэтом, «теткой» быть не перестает. Давно женщина в русской поэзии не являлась настолько мощно, зримо, убедительно.

Маленькой скоро стану опять,

девочкой с тонкой противной

косичкой.

Будут дочки мои меня опекать,

как дочку родную, как певчую птичку.

<…>

…Пошли им терпенья меня не предать,

займи доброты и безумия дерзкого.

О, дай им безумья! —

с улыбкою ждать,

когда я из платьица вырасту детского.

Это, по-моему, одно из лучших стихотворений в книге. Мужчины там нет. Все без него — рождение, смерть и то, что между ними, — «опекать». Он занят своим, не менее важным, но в качестве повседневной, бытовой опоры не годится. Единственное, что остается героине, вернуться к нему «в дом беспризорный».

Но это — только с одной стороны. Обращаясь к Богу, женщина не может не признать, что «здесь, у меня, всего лишь — Ты да он». Надежда не умирает, «нужно только качнуть осторожно/сердца маятник с мужнин кулак».

Потенциал этих разнозаряженных истин создает сильное и неослабевающее напряжение. Жизнь «современной тетки» выглядит настолько сложной, что у (семейно) благополучного читателя может вызвать ощущение драматической избыточности. Любовь здесь неотделима от разрыва, родство — от принципиальных разногласий. Поэтому если папа, то, скорее всего, бросил, если муж, то почти наверняка пьет. Причем обладание даже этим — весьма нестабильным — активом реализуется в жесткой конкурентной среде:

Притворился дураком —

муж мой ходит женихом,

и бегут невесты:

где тут свято место?

Алкоголь вообще играет в книге весьма заметную роль. Это главный женский враг, стоящий чуть ли не вровень со смертью, — чем не примета современности?

Она ненавидела его — пьющего.

Он ненавидел ее,

ненавидящую его пьющего.

<…>

Она мечтала встретить такого…

такого же… но совсем другого,

чья любовь стала бы выше даже

граненого стакана.

Он мечтал встретить такую,

такую же, но совсем другую,

чтоб любила бы их обоих —

его и стакан.

<…>

Так и жили они припеваючи,

покуда совсем не умерли.

Однако при всех попытках «отучить от стакана», у этого стакана не отнять важного преимущества — способности вывести за круг земной повседневности. В то время как женщина, начиная с определенного момента, становится обязательным составляющим этого круга. Что с этим делать — непонятно. Пока же «тетки меньше пьют — и поэтому, дуры, чаще стареют».

Об этой книге с провокационно-немудрящим названием не только можно, но и нужно сказать то, о чем мечтает услышать автор любого поэтического сборника. Она стала поэтическим фактом, то есть уже присутствует в поэзии, независимо от того или иного к этому отношения. А все потому, что именно поэзия является главной героиней этой «женской» книги.

Это особенно заметно, когда автор позволяет себе (а значит, и читателю) забыть о гендерных расхождениях, оставаясь лириком в чистом виде:

Мелкий дождь косил под ливень,

правый глаз косил налево,

пьяный блеф косил под правду

и под булку — отрубя.

Только смерть косила честно —

всех косила под себя…

И мы снова убеждаемся — поэзия выше мужского-женского, потому что объемлет все. «Тетки», «дядьки», «современные», не очень — есть вещи и поважнее. Любовь, смерть, надежда, предназначение.