Главная

ИЗДАТЕЛЬСТВО «ВРЕМЯ»

просмотров: 1 173 | Версия для печати | Комментариев: 0 |
Тимур Кибиров газете "Труд" - о стихах в весьма прозаичное время
Татьяна Лазаревская, Trud.ru, 28.05.14: У Тимура Кибирова вышла книжка «См. выше» (М.: Время, 2014) — про Бога, любовь, креативный класс и прогулки по Битцевскому парку. Легкие, ироничные, местами едкие, больше грустные, чем смешные стихи. Тираж — 1,5 тысячи экземпляров. Неужели поэзия сегодня в России нужна лишь избранным? Это один из множества вопросов, которые мы обсудили с Тимуром Юрьевичем.

— Тимур Юрьевич, не обидно, что так мало людей смогут подержать в руках вашу книжку?

— По нынешним временам тираж нормальный, хотя объективно он, конечно, маленький. В моей юности востребованность поэзии была заметно сильнее. Глаза девушек при появлении поэта, даже неизвестного, загорались. А теперь моя 23-летняя дочь, скажи ей ровесник, что он поэт, скорее всего, хихикнет.

— Ваш сборник назван «См. выше». В 90-е у вас было такое стихотворение с пессимистическими нотками: мол, эпоха героизма прошла и вместо песенного призыва «выше, выше и выше» все катится вниз. Неужели впереди забрезжил подъем?

— Я христианин и в категориях «оптимизм — пессимизм» рассуждать о будущем не могу. В Новом Завете сказано, что будет очень страшно, но в итоге все кончится хорошо. Однако на ближайшие перспективы я всегда смотрел с тревогой.

— У вас тут и пародия, и памфлет, и редкая нынче пейзажная лирика.

— Я люблю делать то, что старомодно. Решил вот попробовать, можно ли сегодня написать просто пейзажные стихи.

— Ничего себе «просто» — со скопищем цитат, сквозь которые поди продерись...

— Это сознательно: пусть хоть так продолжается традиция в литературе. Люди моего поколения первичное образование получали именно из примечаний. Сам обожал копаться в том же джойсовском «Улиссе», где на пять строчек текста десять страниц комментариев. Роман читать скучно, а примечания очень увлекательны.

— Вы видите свою задачу в осовременивании традиции?

— Художник в любую эпоху переводит некие вечные аксиомы на язык своего времени. Я пишу с включением цитат из Ветхого Завета, Гомера, Пушкина и даже Лебедева-Кумача. А кто-то перекодирует вечные истины языком улицы, что тоже нормально.

— Ну и как совмещается с поэзией нецензурная лексика? В том числе ваша.

— Плохо. Но, видимо, мне не хватает способностей, чтобы более тонкими средствами передать живую речь. Например, описание нынешней казармы без мата получится фальшивым. Для поэта нет плохих слов, есть неуместные в контексте. Но сейчас у меня такой лексики гораздо меньше. Почти уже и нет.

— От вас давно не было слышно и политических стихов, а тут они возникли снова...

— Здесь нет стратегического замысла. Что в данный момент меня волнует, о том пишу. Сейчас вот заканчиваю либретто оперы на тему воинственности и национализма: «Терсит, или Апология трусости». Боюсь, ни один толстый журнал это не напечатает.

— Вы, много времени проведший за рубежом, как-то сказали: кто куда, а я в Россию...

— Где и кому еще я нужен? Я какой-никакой русский писатель, и скорее удачник, чем наоборот. Получил в литературе чуть больше, чем заслуживаю. Как говорил Салтыков-Щедрин, мы постоянно путаем понятия «Отечество» и «ваше превосходительство». Я могу как угодно относиться к «вашему превосходительству», но Россия для меня — это мой язык, моя культура. Несколько лет назад на стипендию Бродского я повез свою маленькую тогда дочь в Рим. Она пришла в восторг от увиденного, и, чтобы умерить восхищение, я решил показать ей контрасты. Вспомнил, что под мостом на Тибре кучкуются бомжи, и повел их с женой вроде бы ненароком туда на прогулку. Был конец февраля. Иду, ахаю: «Что же это такое? Какой ужас!» И слышу в ответ: «А в России они бы замерзли:» Позже отправились мы на озеро Сенеж. Весна, свежая зелень, березовая роща: Говорю: «Саша, посмотри, как красиво!» А она мне: «Пап, да я Россию люблю, но лучше бы она была как Италия». Я долго смеялся. Потому что это как раз кредо нашей творческой интеллигенции. Блок в стихах восклицал: «О, Русь моя! Жена моя!» — а в дневниках: «Слопала меня Россия, как чушка глупого поросенка:» У российского просвещенного сословия всегда были очень напряженные отношения со своим родным домом. И сейчас мы это наблюдаем.

— А про то, что со стороны Украины уже громкий, а не «еле-еле слышный, еле-еле страшный нарастает гул», пишете?

— Всякий национализм — не только каких-то мало знакомых мне бандеровцев, но и наш родной — считаю великим злом.

— Ваш пока единственный прозаический опыт «Лада, или Радость» — роман-хроника верной и счастливой любви — вызвал бурю читательских восторгов. Все ждут прозы еще.

— Это скорее конспект романа, поэма в прозе. А мне бы очень хотелось написать традиционный роман, «классический, старинный, отменно длинный, длинный, длинный». Как «Сага о Форсайтах»: про историю большой семьи, чтобы читалось взахлеб. Пока эта идея придумывается и вынашивается.


news1 news2