Могла ли я ожидать, что этот роман будет не о богоискательстве и церкви? 1700 страниц о церкви — нет, пожалуй, как-нибудь в другой раз…
Что-то подобное, как выяснилось, думал и горячо любимый мной писатель Андрей Дмитриев — то есть не только меня обманули название с аннотацией.
Нет, пожалуй, «обманули» — не то слово, «упростили» — да. Я первая кину камень в того, кто скажет, что «Свечка» — это не о богоискательстве и церкви. И кину второй в того, кто станет утверждать, что только о них.
Когда с восторгами выступил ещё и Алексей Слаповский, я уже не выдержала, плюнула и пошла читать — по-детски надеясь утереть нос всем этим взрослым дядям и тётям, заранее готовясь продираться сквозь тонны неинтересного мне и трудночитаемого текста.
Я даже знала, что Залотуха — сценарист, как и Дмитриев со Слаповским, кстати, прекрасных фильмов, но такого, конечно, не ожидала. Прочитала десять страниц — и пропала с головой, как в юности, а то и в отрочестве последний раз бывало.
О чём роман «Свечка»? Пересказывать сюжет не тянет — потому, в частности, что сюжет в книге важен, что он захватывает и оказывает немалое влияние на впечатление. Выражаясь более современно и развязно, боюсь проспойлерить — здесь из спойлеров неожиданно вылезает первичный смысл слова spoil.
Проспойлерить «Свечку» можно — и читать как приключенческий роман о 90-х, которые мы помним, но которых не знаем, тоже. На самом же деле «Свечка» — это действительно, как сказал Лев Данилкин, «окончательный роман обо всём» и обо всех с небольшим уточнением: это всё — Россия, эти все — мы, русские — в широком смысле слова, — и роман у Валерия Залотухи вышел очень русским. Очень большим. Очень толстым. И просто потрясающим. Таким, к которому даже не стыдно приписывать все эти громкие эпитеты с прописных букв.
«Свечка» — это роман о вечном, с тем на «вечное» взглядом, который мог появиться только у советского человека, пережившего девяностые и нулевые. Это, с удивлением констатирую я, готовая классика — именно по «Свечке» когда-нибудь наши потомки будут судить о 90-х так, как мы сейчас во многом судим об Отечественной войне 1812 года по «Войне и миру». С той лишь разницей, что Валерий Залотуха видел своими глазами, о чём писал.
Для кого эта книга? О, после того, как моё невинное и скорее полу-, чем серьёзное замечание о явной премиальности одной книги вызвало бурю чувств у барышни из жюри престижной литературной премии и даже вывело меня на чистую воду как даму средних лет и низких запросов, я уже побаиваюсь высказывать дерзкие суждения. Тем более что у «Свечки» действительно есть некоторый ценз.
Роман очень объёмен — для современного читателя с его дефицитом времени это может стать проблемой — многословен, реалистичен, неэкспериментален, неконцептуален и вообще удручающе — для кого-то — мало уделяет внимания сиюминутным проблемам современности. Я прекрасно представляю себе людей, которых испугает эта «обращённость к вечности». Или тех, кому язык романа покажется безыскусным — на мой взгляд, он чрезвычайно богат и многогранен, но безо всякого новаторства, что также может оттолкнуть иных читателей. Кого-то не устроит композиция, кого-то — попытка автора поработать сразу в нескольких жанрах в рамках одного произведения. Кого-то — слишком топорные отсылки. Длинные монологи и лирические отступления, коих ой немало в «Свечке», тоже могут кого-нибудь отвратить. Современную молодёжь в состоянии покоробить утверждение, что интеллигентным человеком может считаться лишь тот, кто читал «Войну и мир» Льва Николаевича — а погружение во внутренний мир советского интеллигента вообще способно шокировать, это я вам как интеллигент несоветский говорю. Есть, в конце концов, читатели, коим длинные предложения не милы, а есть те, кого автор-персонаж, причём персонаж весьма деятельный, раздражает — для них стандарт 1967 года незыблем, а автор в любом своём состоянии мёртв.

Валерий Залотуха скончался 9 февраля сего года, но в «Свечке» он живее всех нас, вместе взятых.
И останется таким ещё надолго, если не навсегда, потому что самое прекрасное, что живость эта заразна — она передаётся от человека к человеку, как пламя от свечи к свече.