Алексей Митрофанов, "Московская перспектива": 35 лет назад, 25 июля 1980 года, скончался поэт, актер и певец Владимир Семенович Высоцкий. Невозможно представить себе Москву брежневской эпохи без него – кумира всех, пожалуй, социальных слоев советского общества. Каждый находил в его песнях что-то для себя, для каждого у него были строки и образы, способные как-то повлиять на мироощущение, заставить против чего-то восстать, а с чем-нибудь, наоборот, примириться. Неудивительно, что за время его поэтической и сценической деятельности была создана новая Москва – Москва Высоцкого, в которой он жил и о которой пел.

Театр, но не тюрьма

Главное место, связанное с Владимиром Высоцким, разумеется, Театр на Таганке. Он был открыт на месте еще одного культурного учреждения – кинотеатра «Вулкан», которое, в свою очередь, появилось здесь в 1912 году. Кинотеатр был известен не столько своим репертуаром, сколько прижимистостью хозяйки – мещанки Платовой. Дело в том, что она вообще не позаботилась о том, чтобы придать интерьерам хотя бы приблизительную тематическую направленность. И посетитель, зайдя в зал, с изумлением обнаруживал себя внутри старой лавочки купца Корчагина, которую предпринимательница использовала, не внеся даже малейших изменений.

В 1920 году в кинотеатре выступил сам Ленин. Одна из современниц писала: «В.И. Ленин выступал по текущему моменту, поэтому касался многих вопросов, волновавших каждого из нас. Не помню точно, что он говорил, но помню, что его слова совпали с моими мыслями. Я удивилась: как могло получиться такое совпадение? Разве я могу думать так же, как и В.И. Ленин?

Выступая, Ильич прохаживался по сцене, закладывал руки в карманы жилета. Никаких записей у него в руках не было. Во время выступления он часто вынимал часы и посматривал на них, но это не производило впечатления, будто он торопится и что ему некогда. Нет, это создавало впечатление, что ему не безразлично, сколько он проговорит, ведь нужно сказать все необходимое и сохранить время для других дел».

Потом – калейдоскоп молниеносно сменяющих друг друга культурных учреждений – Рогожско-Симоновский театр, «Героический театр», филиал Малого театра, Новый театр. И в 1964 году – Театр на Таганке, ведущим актером которого стал Владимир Высоцкий.
Он, кстати, пытался объяснить секрет популярности Таганки: «Мне кажется, первая причина в том, что театр имеет свою четкую, внятную позицию, с которой его не могут сбить недоброжелательные критические статьи… И еще. Этот театр не похож ни на какой другой даже по форме. Почти каждый спектакль сделан в нем необычно, удивительно. Никогда вы не увидите декораций в привычном смысле слова. Мы не малюем задников, где нарисовано звездное небо, не делаем фанерных деревьев, не городим павильонов. Ничего этого нет. В оформлении каждого театра существует поэтическая метафора, символ. Например, в «Пугачеве» вместо берега реки Яик, где происходит действие, вы увидите гигантский помост из грубо оструганных досок. Там стоит плаха впереди, в нее воткнуты два топора…
Мы играем без грима, почти без грима. Вот я, например, играя роль семидесятилетнего Галилея, не рисую себе глубоких морщин, не клею бороду и усы – не пытаюсь на него походить. Потому что не это главное. Весь вопрос в том, что с ним происходит. Тем более что написана пьеса в этом веке, вопросы там затрагиваются современные и вечные. Поэтому чего огород городить и притворяться?»
Все это по тем временам было в новинку.

Тюрьма, но не театр

Владимир Семенович пел о Таганке, но почему-то казалось, что поет он о Таганской тюрьме. Видимо, благодаря тому надрыву, который всегда был присущ его песням. Тюрьма возникла здесь в 1804 году и ничем особенным, в общем, не отличалась. Жизнь ее несколько оживилась в 1905-м. В.Г. Тан-Богораз писал в повести «Дни свободы»: «Сеня и Маша еще долго ходили по улицам и, несмотря на голод и усталость, не хотели вернуться. С четырех часов пополудни толпа пошла по дороге к Таганской тюрьме, повинуясь той же повелительной идее об освобождении арестованных.
– Если не освободим, то пропоем хоть «Марсельезу» перед тюрьмой, – говорили в толпе. – Пусть они узнают, что пришла свобода.
До Таганки было так далеко, что дети все-таки упали духом и вернулись с полдороги. Потом рассказывали, что у Таганки сначала была стычка, затем завязались переговоры, один смельчак вошел в контору с красным знаменем в руках, водрузил его на стол рядом с зерцалом и потребовал освобождения арестованных. После некоторых пререканий и переговоров по телефону пришло разрешение выпустить почти всех. Их вывели в контору, а человек с красным знаменем приветствовал их от имени освобожденного народа и даже вручил тут же старосте артели политических браунинг как лучшую защиту неприкосновенности личности».
Затем жизнь вновь затихла – на сей раз до революции. События 1917 года несколько сменили и состав сидельцев, и вообще уклад тюремной жизни. В частности, тюремной типографией руководил не кто-нибудь, а сам книгоиздатель Дмитрий Сытин: «Мне предложили работать руководителем типографии при Таганской тюрьме. Наше товарищество в прежнее время имело здесь большой корпус с 500 рабочими; здесь у нас производилась брошюровка мелких книг. Мне показали типографию; работали в ней три плохонькие машины, в кассах случайный, захудалый шрифт, две линовальные машины – вот и все оборудование!

Предложение скромное: начать работать, привести все в порядок, оживить, освежить, применить, пополнить и добавить стереотипное отделение. Все затраты вначале исчислены были в 7500 рублей, а снабжение бумагой на необходимые заказные работы до 10 тысяч рублей. Я не хотел уходить от дела. Хоть маленькая, да типография, и самым внимательным образом повел дело, ожидая результатов».
Тюремщики действительно воспринимали срок как нечто, способствующее исправлению личности.
Вместе с тем здесь совершались какие-то нечеловеческие зверства. Один из сидельцев писал: «Однажды ночью одному заключенному отрезали голову… Вся тюрьма знала, что это было сделано по приговору уголовных, за неотдачу карточного долга. Должник пытался скрыть, что у него была возможность отдать долг, за это его и казнили. Глава уголовных, несомненно, знал все дело и, вероятно, сам вынес, если не выполнил, приговор, но следствие, разумеется, дальше нахождения трупа не пошло».

Кормили же в тюрьме кошмарно. Публицист и общественный деятель В. Марцинковский вспоминал: «Хлеба давали от полуфунта до фунта в день. Этот кусок назывался на местном жаргоне «пайкой», он служил в тюрьме денежной единицей. Так, например, за очистку камеры от насекомых я должен был заплатить «специалисту» три «пайки». Днем предлагали суп – нередко из гнилого конского мяса и такой зловонный, что обычно арестованные отказывались его принимать. Дежурный заключенный с громом прокатывал медный котел с этой похлебкой до уборной, там выливал его и в награду за свои труды вылавливал оставшиеся на дне несколько картофелин. Какой-то зеленый лист (я не ботаник, не берусь определить – только не капустный) плавал иногда на поверхности».
Что поделаешь – тюрьма и есть тюрьма. А тут еще по всей стране был голод.

Свиные хвостики

Не только с Таганкой связана сценическая биография Высоцкого. Он, в частности, в 50-х, будучи молодым и неизвестным, играл в Театре имени А.С. Пушкина на Тверском бульваре. Первая жена Высоцкого, Изольда, вспоминала: «К сожалению, начало творческой биографии у него не сложилось. Главный режиссер предложил ему большую роль в спектакле «Свиные хвостики», но роль возрастную – герою, председателю колхоза, уже 50 лет, а исполнителю только-только за 20. Уже это одно приводило Володю в недоумение и вызывало естественный страх перед ролью. Кроме того, главный режиссер сразу назначил на ту же роль другого актера, для которого она была ближе и по возрасту, и по характеру. В общем, Володя и не репетировал эту роль, хотя и выучил весь текст, и в спектакле в ней так и не выступил. Выходил только в массовке. А если учесть, что и в следующем спектакле он был занят лишь в массовке, то можно себе представить, какая моральная травма это была для молодого и тому же одаренного актера, к чему она могла привести…»

Один срыв следовал за другим. Высоцкий то и дело уходил из театра и – возвращался. Инициатором всех этих возвращений была Фаина Раневская – она уже тогда увидела в актере будущую звезду.
Он вскоре ею и стал, но уже в Таганке.

Пистолет из Большого Каретного

В своей известной песне пел Владимир Семенович и про московский адрес, связанный на сей раз непосредственно с ним лично, – дом № 15 в Большом Каретном переулке. Здесь прошло его детство.

Где мои семнадцать лет?
На Большом Каретном.
Где мои семнадцать бед?
На Большом Каретном.
А где мой черный пистолет?
На Большом Каретном.
А где меня сегодня нет?
На Большом Каретном.

Упоминался этот дом и в другой песне Высоцкого:

В этом доме большом раньше пьянка была
Много дней, много дней.
Ведь в Каретном Ряду первый дом
от угла –
Для друзей, для друзей.

За пьянками, гулянками,
За банками, полбанками,
За спорами, за ссорами, раздорами
Ты стой на том,
Что этот дом –
Пусть ночью, днем –
Всегда твой дом,
И здесь не смотрят на тебя
с укорами.

Высоцкий, родившийся в 1938 году, жил здесь с конца 40-х до конца 50-х годов – самое-самое время, чтобы пробовать жизнь на зубок.
А эпоха была очень непростая. Мать Высоцкого вспоминала: «В первом классе 273-й школы учительница попалась слишком строгая. Однажды она очень сурово наказала Володю, он молча собрал свои книжки и тетради и вышел из класса. Пришел в другой первый класс и попросил учительницу: «Можно я буду учиться у вас, мне там не нравится».
Учительница разрешила остаться. С ней у Володи установились дружеские отношения, она приглашала его к себе домой, угощала чаем с конфетами... Кажется, ее звали Татьяной Николаевной».
Кстати, даже черный пистолет в той знаменитой песне имел свой прототип. Школьный товарищ Высоцкого И. Кохановский писал: «Или вот песня «На Большом Каретном». Там стояла наша школа и там жил Володя, а в этом же доме жил его хороший друг и даже хороший родственник – Анатолий Утевский. Толя учился в той же школе и был двумя классами старше нас. Он был из семьи потомственных юристов, а когда окончил школу, поступил в МГУ на юридический факультет... Утевский проходил практику на Петровке, 38. И ему дали пистолет – черный такой, помните: «Где твой черный пистолет?».
Сам Высоцкий вспоминал то время, ту свою «каретную» компанию: «Это было самое запомнившееся время моей жизни. Позже мы все разбрелись, растерялись... Но все равно я убежден, что каждый из нас это время отметил... Можно было сказать только полфразы, и мы друг друга понимали в одну секунду; понимали по жесту, по движению глаз – вот такая была притирка друг к другу. И была атмосфера такой преданности – друг другу мы были преданы по-настоящему... Сейчас уже нет таких компаний: или из-за того, что все засуетились, или больше дел стало, может быть».
Дом же был построен в 1900 году по проекту архитектора В.А. Ковальского.

Калининград – Королев

Последний концерт Высоцкого состоялся под Москвой, в городе Королеве (в то время – Калининграде). Город образовался в 1938 году на базе поселка Подлипки. Королевым он был назван в честь академика Сергея Павловича Королёва, основателя практической космонавтики. Неудивительно, ведь этот город признан космической столицей страны. Его промышленная история началась еще в 1918 году, когда сюда из Петрограда был переведен Орудийный завод. Затем здесь стали размещать закрытые предприятия, специализирующиеся на летательных аппаратах. Именно на здешнем аэродроме в 1940 году состоялся первый в СССР запуск аппарата с жидкостным реактивным двигателем. Впоследствии так называемые почтовые ящики (то есть закрытые исследовательские институты, у которых вместо адреса указывался лишь п/я – почтовый ящик) развивались, появлялись новые, а со временем в городе образовался уникальный ракетно-космический комплекс.

Сам же концерт состоялся днем 18 июля 1980 года. Высоцкий чувствовал себя прескверно, петь уже не мог. Спросил: «Можно я выйду без гитары?» Его встретили долгими аплодисментами, Владимир Семенович, превозмогая себя, полтора часа говорил о театре, о своем отношении к авторской песне, о прочих серьезных вещах. По другой версии Высоцкий все же пел.