Книга, состоящая из критических портретов, сделанных более чем за тридцать лет, и этапных статей о профессии, получилась в лучшем смысле несовременной. Прежде всего — своей интонационной насыщенностью. Традиция "артистичной критики” постепенно уходит из профессии, заменяясь филологической нейтральностью стиля. Сергей Чупринин от стилистической индивидуальности не отказывается, хотя, кажется, иногда пародирует ее; заметней всего от такого иронического подхода автор отказывается в случае с Ириной Роднянской, где ирония сменяется, как он сам же и признается, "растерянным уважением” — но и тут не избегает полемики, часто становящейся финальным аккордом статьи. Читатель этого пестрого собрания портретов получит удовольствие еще и от сопоставления критиков разных поколений: у каждого из "новых” обнаруживается протагонист в другом времени — невзирая на "барьер”, разделяющий столь разные этапы существования критики. Так, любопытно наблюдать, как реализуется "противоречие между аналитическим и концептуальным началом” в работах совершенно полярных, казалось бы, Владимира Гусева и Валерии Пустовой; как "клиент-ориентированная” Татьяна Иванова оказывается сопоставима с Львом Данилкиным, а Владимир Бондаренко под пером Чупринина внезапно оказывается столь же контрастен, сколь и эффектно схож (партийно-пристрастен) с Ильей Кукулиным. Или, например, любопытно сравнить статью-послесловие к "советской” части книги — и статью "Дефектура”, заключительную во второй части: слово молодых на тот момент критиков предыдущей генерации по Чупринину оказывается влиятельней, чем у их преемников. Отсутствие плодотворного диалога — еще одно свойство, по мнению Чупринина, современной литературно-критической ситуации — при том что конфронтацию, проходящую по линии "советское наследие” и "неподцензурная литература”, он отмечает вполне. Впрочем, провоцируя и публикуя в этой книге отзывы коллег на свои же высказывания о них, Чупринин провоцирует и возникновение диалога.
Ностальгический вздох сопровождает весь второй раздел, каждый из героев которого при всей его индивидуальности служит материалом для создания целостного образа современной критики. "В своем кругу”, "частная миссия” и "вне строя” — сами эти формулировки как нельзя лучше говорят о времени нарастающей энтропии. "Последней книжкой рассеянной бури” называет это издание Дмитрий Бак, и найти некие признаки порядка в этом хаосе, когда сами определения термина "критика” зачастую полярны, а литпроцесс сегментирован, — труд немалый. Это книга конструктивного разочарования, но разочарование — не уныние, автор выражает осторожную надежду на продолжение существования ремесла — пусть и в изменившихся условиях.