Изменение мира

Юрий Зиссер. Нобелевские премии даются за научные открытия, книги или деяния, изменившие мир. Вот каков главный принцип присуждения премии. В текущем году их дали: по физике — за открытие массы у нейтрино; по химии — за открытие механизмов самовосстановления ДНК; по физиологии и медицине — за изобретение лекарства от паразитов, справившегося с инфекционными заболеваниями, от которых страдали миллионы жителей Африки; по экономике — за открытие качественной разницы в потребительском поведении людей с разным достатком, позволившее добиться серьезных успехов в борьбе с бедностью в таких странах, как Индия.

Юлия Чернявская. В общем, все эти люди получили премии за то, что они несут добро и жизнь в противовес разрушению и гибели. Меня совершенно очаровала группа нобелевских лауреатов по физиологии и медицине. Ее поделили ирландец Уильям Кэмбелл, японец Сатоси Омура и китаянка Юю Ту. Например, Юю Ту, изучив рецепты китайской традиционной медицины, обнаружила, что малярию в Китае искони лечили при помощи чая из полыни. Затем она выделила из однолетней полыни (Artemisia annua) артемизинин, на основе которого были созданы препараты против малярии, способные излечить 95 процентов заболевших пациентов. За последние 35 лет благодаря открытию Юю Ту были спасены целые континенты! И вот наконец эта пожилая женщина получила Нобелевскую премию — почти не видящая и не слышащая, но с гордой спиной и со спокойным достоинством в усталых глазах. Слава богу, что успела. А Уильям Кэмбелл произнес на банкете вдохновенный и очень смешной спич (отчасти даже в стихах) о паразитах: о том, как они внедряются в наши тела и наши души, как они питаются нами, людьми, но мы все равно победим их. Присутствующие 1300 человек заливались смехом и бурно хлопали в ладоши.

Речь Светланы Алексиевич, в общем, была о том же — об идеях, паразитирующих на человеке. И лейтмотив был сходный: победи паразита в первую очередь в себе — и ты хоть немного улучшишь мир вокруг. Научись видеть человека в другом! Наверное, потому банкетной речи Алексиевич хлопали дольше, чем речам других нобелиатов.

Кстати, факт, что среди нобелиатов сразу две женщины, по слухам, породил большие волнения при подготовке протокола. Ведь король может вести лишь одну! Сошлись на варианте, предусмотренном для случаев, когда среди лауреатов женщин нет: тогда король спускается по лестнице рука об руку с женой лауреата по физике… Боюсь, вскоре придется призадуматься о трансформации протокола: женщин-лауреатов становится все больше.

Юрий Зиссер. Почему премию по литературе дали именно Светлане Алексиевич, хотя находящийся много лет в шорт-листе Мураками популярнее? Почему вообще редко дают премии за популярные книги? От собеседников, знающих о работе Нобелевского комитета по литературе не понаслышке, а также из наших недельных наблюдений оказалось, что, как и в случае с физикой или химией, премия по литературе дается не за популярность, а за новаторство, изменившее мир. Алексиевич изобрела новый жанр в литературе.

Юлия Чернявская. Вернее так. Своими книгами она доказала, что этот жанр — полноценно литературный. Когда Адамович, Брыль и Колесник писали «Я з вогненнай вёскі» или Адамович и Гранин — «Блокадную книгу», verbatim был еще пасынком литературы, считался публицистикой, да и названия у него не было. Но сам он возникал понемногу — пульсирующими точками на теле общественного равнодушия. Не случайно учителем Алексиевич все время называет Адамовича, для которого важнейшей ценностью были невыдуманные людские истории. Другим учителем Алексиевич называет Василя Быкова — но тут вопрос не о форме, а о сути. И неважно, что у Василя Быкова фабула художественная, а у Алексиевич — реальные истории людей. Знаменитый философ Теодор Адорно задавался вопросом: «Возможна ли поэзия после Холокоста?». А после Афганистана, Чернобыля, Фукусимы, в пору ИГИЛа и ХАМАСа? Все большую ценность приобретает живое человеческое свидетельство. Тем более, эти свидетельства в творчестве Алексиевич представлены в филигранной художественной форме.

Публицистика или литература?

Юрий Зиссер. Да, для своих книг Светлана собирает рассказы сотен реальных людей. Однако на этом журналистика заканчивается. Журналистика — это зеркало текущих событий. Алексиевич выбирает тему, создает концепцию книги, затем несколько лет ищет собеседников, готовых высказаться по теме, и записывает их рассказы. Эту часть работы, скорее, можно назвать «журналистикой наоборот».

А вот то, что происходит далее, — уже совсем не журналистика. Автор в соответствии с постепенно уточняющейся концепцией книги перевоссоздает монологи героев, тасует сюжеты и реплики, после чего высказывания одного собеседника могут появиться в разных частях книги. Более того, в книги входит хорошо если десятая часть собранных ею свидетельств. Читателям только кажется, что они слышат прямую речь героев. На самом деле, как точно заметил Дмитрий Плакс, это лишь искусная имитация прямой речи. Мнение Дмитрия лишь подтвердила Нобелевская лекция, которую легкой для восприятия на слух я бы не назвал. Да и не лекция это была вовсе, а литературные чтения.

Юлия Чернявская. Не соглашусь. Светлана получила лекционную трибуну для того, чтобы рассказать о том же, о чем другие лауреаты — о своей творческой лаборатории. Просто ее творческая лаборатория касается не физики, не химии, а души человека и духа общества. Белорусского — и всецелого человеческого. Мы просто не привыкли, что наша жизнь может быть предметом такого пристального рассмотрения, такого глубокого анализа… И нас это частенько пугает.

Юрий Зиссер. Есть те, кто порицает книги Светланы за натурализм и жесткость. Однако в этом и состоит их шокирующая сила, поражающая читателя и заставляющая глубоко вдуматься в вещи, чуть ли не привычные, и через эмоциональный шок осознать прошлое, чтобы оно не повторилось в будущем.

Юлия Чернявская. А еще показать, что эти ужасные вещи таятся в самой человеческой природе, и если не превозмогать их в себе, то мы обречены. А мы-то предпочитаем думать, что во всем виновата окружающая среда. Ее и впрямь сложно счесть благоприятной, но менять среду — дело человека. И медленное дело. Светлана это делает вот уже скоро сорок лет.

Как книги Алексиевич изменили мир

Юрий Зиссер. Напиши Алексиевич только одну книгу, вряд ли бы зашла речь о «Нобеле». Однако она создала эпопею из пяти книг, примерно по одной книге в восемь-десять лет, и глубоко исследовала тему «красного человека», этот плод безумных экспериментов, до сих пор влияющих на жизнь сотен миллионов людей в десятках стран мира — от ряда стран бывшего СССР до Вьетнама на Востоке и Венесуэлы на Западе. После Светланы на эту тему трудно написать что-то принципиально новое: своей эпопеей она «закрыла тему» и создала художественный памятник целой эпохе, целому направлению общественного устройства. Которое, правда, еще не умерло и какое-то время просуществует, постепенно разлагаясь.

Юлия Чернявская. Во всех ее книгах фабула — война, конфликт, катастрофа. Этим она понятна и интересна европейскому читателю. В отличие от нас, западные авторы как раз в последние годы интенсивно поднимают тему войны как в элитарном, так и в массовом искусстве. Назову лишь несколько книг. Это и Теа Обрехт («Жена тигра»), и Джонатан Сафран Фоер («Полная иллюминация»), и Бернхард Шлинк со знаменитым «Чтецом», и Джонатан Литтелл — с «Благоволительницами» и «Хомскими тетрадями», и Джон Бойн («Мальчик в полосатой пижаме»). А сколько фильмов о Второй мировой войне сейчас снимается… Но, как правило, не нами. Мы предпочитаем забыть неприятное и начать жизнь с чистого листа, расположившись в ней с комфортом. Парадокс в том, что пока мы прячемся от войны — она настигает нас. «Сон разума рождает чудовищ». А Запад все спрашивает себя: как это могло случиться с нами, людьми?

Инсталляция, созданная шведскими студентами по книге С. Алексиевич «У войны не женское лицо». Нобелевский музей, Стокгольм. Фото: Юлия Чернявская

Юрий Зиссер. Конечно же, в летописи «красного человека» неизбежно присутствует политика. Это тоже возбуждает интерес западных читателей и издателей, стремящихся понять, что происходит на одной шестой части суши, что за люди там живут и по каким понятиям. Поэтому книги Алексиевич активно издают на Западе начиная с 1990-х и до сих пор. Политический аспект вместе с гражданской позицией автора дает множество поводов для спекуляций в любую сторону. И при СССР, и сегодня книги Светланы не приходятся по вкусу «сильным мира сего», которые считают ее критический анализ «красного человека» унизительным для целых стран и себя лично. Удивляться этому не стоит: «красный человек» сидит в каждом из нас — от дворника до высших чинов, мы все выросли в одну эпоху, которая во многом еще не закончилась. Книги эти — о нас с вами.

Юлия Чернявская. Недостаточно кричать в Facebook или на форумах: «Это вы, читатели Алексиевич, — „совки", а я никакой не красный человек, я и по заграницам поездил, и английским хорошо владею, и преуспеваю в материальном смысле. Мне неинтересно читать про всякие ужасы. Я хочу наслаждаться жизнью». Он-то, этот мой воображаемый собеседник (а сколько реальных за ним прячется), как раз и есть «красный человек». Единственный способ мышления, которым он владеет, — баррикадное.

Юрий Зиссер. В конечном итоге сформированный в Шведской академии Нобелевский комитет по литературе оценил три достижения: и представление человечеству нового литературного жанра, и «закрытие» темы «красного человека», и, как сформулировал сам комитет, «многоголосое звучание ее прозы и увековечивание страдания и мужества». Слово «многоголосие» больше относится к книге «Время секонд-хэнд», где помимо монологов появились диалоги и полилоги.

Юлия Чернявская. Да, это своеобразный античный хор в новых условиях. Рискну сказать, что этой книгой Светлана Алексиевич возвращает частные трагедии в русло некоего космического измерения. С начала истории человечества они боролись — Добро и Зло, Космос и Хаос. И лишь пройдя через Хаос Второй мировой войны, Чернобыля, «Афгана», краха империи, мы можем начать осмысленно по крупице строить лучший мир. И начало этого — забота об обществе. О тех, кому труднее тебя. Этой заботой пропитаны все книги Алексиевич. Государство — это государство, но гораздо важнее общество. А общество — это мы.

Пример из Швеции, где мы провели Нобелевскую неделю: знакомый, долгие годы проработавший в университете, говорит: «Я ухожу на пенсию, но я счастлив, что мой университет позволил мне и дальше на волонтерских началах преподавать шведский язык мигрантам». В Минске тоже появляется все больше волонтерских, совершенно бескорыстных инициатив и проектов, но в Швеции ими пропитана вся жизнь общества. И это первая западная ценность, которую нам надо усвоить, если мы хотим стать не географической, а реальной — социальной, культурной — частью Европы.

Почему не раньше

Юрий Зиссер. Из кругов, близких к Нобелевскому комитету, как говорится, «за рюмкой чая» выяснилось, что Светлана должна была получить премию еще в 2013 году, сразу после выхода книги «Время секонд-хэнд», которая понравилась многим членам Нобелевского комитета по литературе, состоящим из профессоров-литературоведов. В октябре 2013 года Алексиевич даже заранее позвонили и невзначай поинтересовались, где она физически находится, чтобы приятное известие не застало ее где-нибудь в недоступном для связи и журналистов месте. А она в те дни как раз представляла свои книги на знаменитой Франкфуртской книжной ярмарке, где была удостоена Премии мира Союза немецких книготорговцев.

В свете этого абсурдными выглядят попытки российского агитпропа называть «Нобелевку» Алексиевич возмездием Запада за резкую смену внешней политики России в 2014—2015 гг. Негативные высказывания автора о советском и нынешнем российском руководстве они распространяют на всю страну и народ (справедливости ради надо сказать, что и в Беларуси такие мнения — не исключение). Светлана же упорно говорит о трех истоках ее идентичности: белорусской послевоенной деревне, украинских песнях матери и русской культуре Толстого, Чехова, Достоевского.

Юлия Чернявская. А еще об уроках белорусской «лейтенантской» литературы. А также о ее респондентах, большей частью которых были белорусские люди: например, о той деревенской старушке, о которой она рассказала в конце своей банкетной речи. Теперь о мудрости этой старой белоруски узнал весь мир.

Юрий Зиссер. Слишком многие сегодня — особенно в России — уверовали, что в современную эпоху книги об ужасах Второй мировой и афганской войн, Чернобыля, межэтнических войн и последствий развала СССР непатриотичны и вредны. К тому же антивоенная литература отпугивает молодых людей от службы в армии и борьбы с «врагами России». Как грустно-иронично сказал Борис Пастернак: «Я знаю, я нам не нужен» …Сама Алексиевич тоже высказалась на эту тему: «Все русские писатели, которые получали Нобелевскую премию, все подвергались травле в своей стране. И Бунин, и Солженицын, и Бродский, и Пастернак. Это удивительно даже, это удивительно. Что за страна? Почему такие люди? На это даже мне трудно найти ответ».

Однако вернемся в 2013 год. Тогда с небольшим перевесом голосов Шведская академия выбрала кандидатуру пожилой канадской писательницы Элис Манро, в то время как Светлана, по нобелевским меркам, вполне молода и могла подождать. (Приходится принимать это во внимание: ведь «Нобелевка» присуждается только живым авторам). Благодаря этому решению весь мир узнал тогда о замечательных рассказах Манро. Зато в нынешнем году решение Шведской академии было единогласным.

Юлия Чернявская. Кстати, тогда, в 2013 году, я спросила у Светланы, каковы ее чувства относительно премии. Про Элис Манро тогда никто не думал в основном как о ее сопернике, говорили о Мураками. Светлана ответила сочувственно: «Пусть дадут Мураками, он 15 лет ждет».

Светлана Алексиевич на Нобелевском концерте. Фото: Юлия Чернявская

Светлана Алексиевич на Нобелевском концерте. Фото: Юлия Чернявская

Юрий Зиссер. Ошибочно и другое популярное мнение, что премия распределяется странам по разнарядке, поэтому, мол, шведские профессора литературы наконец отыскали на карте и решили поддержать Беларусь. В килограммах информационных брошюр, которыми щедро снабжали участников Нобелевской недели, включая тексты речей и планы рассадок, не было ни одного упоминания страны, места работы или жительства ни для одного лауреата и ни одного из примерно 1300 участников, прибывших на празднования! То же было во время награждения и других церемоний: просто указывались имя и титул лауреата (чаще всего профессор), и все. Ни на одной бумажке и ни в одной официальной речи не фигурировали слова «Беларусь», «США», «Япония», «Великобритания» и т.д. Тем самым намеренно подчеркивается всемирный характер Нобелевской премии и ее независимость от прихоти чиновников. На этом долее века и держится ее всемирный авторитет.

Юлия Чернявская. Тем не менее слово «Беларусь» звучало постоянно, и именно в такой транскрипции. И японцы, у которых «Чернобыльская молитва» сейчас, после Фукусимы, стала бестселлером; и шведы, которые познакомились с нашей жизнью именно благодаря книгам Алексиевич; и даже правнук Льва Толстого, горячий поклонник творчества Светланы, твердо произносили слово «Беларусь». Будем радоваться, что оно прозвучало так громко, и надеяться на то, что это начало по-настоящему большого процесса культурного взаимопонимания. Что начиная с ноября этого года не только мы называем себя европейской страной. Теперь нас так называет сама Европа.

Советы с долей шутки, или Это Швеция, детка…

Юлия Чернявская. Итак, если вас пригласили на Нобелевскую неделю… Если у вас нет необходимости в постоянном сопровождении лауреатов и если вам не нужна ежедневная двухразовая уборка в номере, не поселяйтесь в Grand Hotel, где селят нобелиатов и их семьи. Он прекрасен, только уж очень недешев. И это мягко говоря. На соседних улицах есть несколько замечательных гостиниц с приемлемым соотношением «цена — качество».

Юрий Зиссер. В бумагах Нобелевского комитета написано, что можно выбрать любой отель. Я сперва забронировал отличный отель в 300 метрах от Grand Hotel, чтобы было удобно с логистикой, но из последующей переписки со шведами понял, что сделал что-то не так, и перебронировал. Самый дешевый номер в Grand Hotel с видом во двор оказался вдвое дороже, и это была наша самая большая трата в Стокгольме.

Юлия Чернявская. Правда, в Grand Hotel можно вдоволь наглядеться на лауреатов, фотокоров, веселые толпы празднично одетых людей: именно в нем и протекает светская жизнь Стокгольма. А еще можно бесплатно пользоваться бассейном в виде затемненного грота, освещаемого факелами и оснащенного всем необходимым — вплоть до чая, воды, фруктов, купальников и шлепок, уж не говоря о лосьонах и духах.

Юрий Зиссер. В бассейне есть парная, сауна, бассейн с ледяной водой, разнообразные джакузи, фитнес-зал, студия йоги и две комнаты отдыха — мокрая и сухая — с лежаками, наушниками и альбомами. Словом, есть где разгуляться.

Юлия Чернявская. Но все эти «райские наслаждения» — если останется время от огромного количества интеллектуальных мероприятий, на которые приглашаются гости, и от прогулок по городу. Мы предпочитали мероприятия и прогулки.

Если вы журналист и призваны освещать события — не селитесь в отелях-кораблях. Это романтично и недорого, но вовсе не факт, что ваш корабль будет стоять на том месте, где его «разместил» Booking.com: вам придется здорово понервничать, выискивая, где он причален сегодня вечером. Вовсе не обязательно, что там же, где вы оставляли его утром. А на три часа в день он, скорее всего, будет вообще выходить в плавание. Это Швеция, детка.

Если вы все же поселились в «Гранде», не надейтесь, что для нобелевских лауреатов (а также их гостей) предусмотрены особые условия, например, раз и навсегда зарезервированы столы в ресторанах и барах. Тот, кто пришел прежде или заказал столик, тот и занимает место, и никакие регалии тут ни при чем. Потому однажды Светлане Алексиевич и нам пришлось ужинать в номере шведских друзей, в другой — наша обширная шведско-немецко-белорусско-российская компания с трудом впихнулась за крошечный столик вместе с какой-то молодой шведской парой, а третья попытка и вовсе не удалась. Это Швеция, детка: тут не по блату, тут по справедливости.

Очень важное правило, можно сказать, правило номер один. Улыбайтесь всем, кого встречаете в коридорах отеля или в лифте, — и не только потому, что среди них может затесаться нобелевский лауреат, но и потому, что здесь так принято. У нас с улыбками пока что туго, но улыбка — одна из неозвучиваемых европейских ценностей. Пора начинать учиться.

Далее. Если вы — гость, с самого начала следует понять: дни лауреата расписаны по минутам, а посему не следует надеяться на то, что вы сможете проводить с ним столько времени, сколько захотите. В эти дни он себе не принадлежит. На часть мероприятий вы попадете, но даже и там у лауреата не будет возможности для спокойного и приятного общения с вами. Тех, кто надеется на это, ждет разочарование.

Юрий Зиссер. Да, мы видели Светлану меньше, чем хотелось бы. Точнее, мы виделись каждый день, но на бегу: она мчалась то на интервью, то на встречу с королем, то в Академию наук, то на репетицию Нобелевской церемонии. Посидели и поболтали мы всего раза три. Такова судьба лауреата в Швеции, детка.

Юлия Чернявская. Взамен отъема драгоценного времени у лауреатов предлагаем прогулки по городу, Национальный музей, музей современного искусства, «Ваза» — музей-корабль, музей АВВА, Скансен и множество других замечательных мест. Есть еще и концерты, чудесные ресторанчики, а для шопоголиков в это время года уже действуют скидки.

Но на это тоже не хватает времени. Потому что вас ждут интереснейшие мероприятия — и среди них самое значимое. Нет, не банкет и не бал. Нобелевская лекция лауреата. Текст лекции Светланы Алексиевич назывался «О проигранной битве», он есть в интернете, и его непременно следует прочесть, потому что эта лекция касается каждого из нас.

Кстати, после Нобелевской речи лауреата, когда трибуна пустеет, негоже лезть на сцену и фотографироваться за трибуной, тем самым урывая кусочек чужой славы. У нас на глазах такое проделало лишь несколько юных китайцев и два молодых человека из России. Ни одному шведу это и в голову не пришло.

А еще вас ожидают удивительные встречи — и среди них пусть дистанционные, но непременные встречи с королем.

Короля встречают стоя. Садятся лишь после того, как сядет он. При этом не исключено, что он сядет по соседству, на том же балконе, что и ты сам, как это было с нами на нобелевском концерте — а вовсе не в особой «королевской ложе». Да и не знаю, существует ли она. И никаких аплодисментов: главное звуковое сопровождение короля — строгое, почтительное молчание. Это Швеция, детка. Для нас эти традиции, возвращающие в лоно аристократической торжественности, — Атлантида, к счастью не ушедшая под воду, но столь же таинственная, как и древний неизведанный остров.

Самое торжественное действо — это, конечно, вручение премий, банкетные речи лауреатов, собственно банкет и бал.

Главным вопросом для большинства мужчин является следующий: где сшить фрак? Как-то не для фраков планета наша оборудована ©. Во всяком случае та ее часть, где процветаем мы, белорусы.

Так вот, фрак шить не нужно: в бумагах, которые вам заблаговременно вышлет заботливый Нобелевский комитет, будет письмецо о прокате фраков. Надо всего лишь выслать свои мерки и по приезде сходить в швейное ателье его забрать. Хотя прокатная цена, как говорится, «кусается».

Юрий Зиссер. Да, прокат костюма обошелся в 1990 крон, или чуть больше 200 долларов. Перед самой церемонией в отель специально приедет портной из ателье и наведет на всех желающих окончательный лоск, поэтому самостоятельно мучиться в номере с надеванием белой манишки, белых подтяжек и белой же бабочки нет нужды.

Юлия Чернявская. Итог восхитителен. Нобелевские «пингвины» красивы и импозантны: как оказалось, фрак к лицу всем. Во всяком случае, мой муж, надевший его впервые, казалось, в нем и родился.

Юрий Зиссер. Да прямо-таки! Никогда не любил костюмы, надеваю их только по протоколу.

Юлия Чернявская. Женские платья на нобелевском концерте и банкете должны быть длинными: коктейльная форма неуместна в Стокгольме, хотя и практикуется в Осло (на вручении Премии Мира). В Осло попроще, но нет того удивительного попадания в XIX век, той несуетности и торжественности традиций, что в столице Швеции — того ощущения, что ты попал в Атлантиду, казалось, навсегда исчезнувшую с поверхности Земли. И недаром в Стокгольме тебя повсюду окружает морская вода.

Но вернемся к нобелевскому банкету. Цвет платьев по-прежнему предпочитается черный, хотя бывают и более колоритные варианты. Чем больше на даме рюшек, страз и кружев — тем вероятнее, что она «наша» или «бывшая наша». То же касается изобилия крупных украшений и косметики по принципу «вырви глаз». Каблуки по традиции должны быть высокими. Но не особо озабочивайтесь по этому поводу: были дамы на маленьких каблучках, в традиционных лодочках. Словом, даже стокгольмская традиция несколько демократизируется. Кстати, Беларусь внесла в это свою лепту: Алексиевич — первая в нобелевской истории — была в изысканном брючном костюме. Так что, может, и другая женщина-лауреат осмелится? Великий почин, как писал классик марксизма-ленинизма.

Юрий Зиссер. Кожаные туфли на шнурках у гостей-мужчин в отличие от лауреатов допускаются нелаковые, а носки приличествуют черные шелковые, но кто их будет там рассматривать!

Юлия Чернявская. На все остальные мероприятия следует ходить в business сasual: либо в костюме, либо в неброском платье. Вечерняя и коктейльная одежда тут исключена. Как, впрочем, и джинсы.

Что же до банкета, он величаво нетороплив. Когда спустя час после его начала вам принесут закуску под крышкой, не спешите открывать ее и начинать пиршество. Спустя еще полчаса подойдет официант с военной выправкой — и снимет крышку синхронно со всеми официантами в зале на полторы тысячи мест.

Будет неловко, если ваша тарелка к тому времени окажется пустой.

Банкет соткан из негласных правил, которые незаметно для тебя самого быстро подхватываются и усваиваются. Одно из них трудновыполнимое: из-за столиков вставать не принято, а банкет длится четыре часа — и это надо учитывать. Все превентивно, так сказать.

Юрий Зиссер. Порции рассчитаны на нобелевских лауреатов, которые, как правило, находятся в том возрасте, когда уже едят немного. Поэтому перед церемонией следует хорошо пообедать. Или после — хорошо поужинать. Особенно жаль 200 шведских юных, по самой своей студенческой природе голодных студентов, выигравших в лотерею право присутствия на церемонии: после долгого ожидания бедняги явно не насытились.

Есть и менее значимые, хоть, на мой взгляд, не менее интересные мероприятия. Когда вас повезут в Нобелевский музей, непременно обратите внимание на подарки лауреатов: стоптанные туфельки Сельмы Лагерлеф, зеленую пишущую машинку Бродского, очки и мантию Далай-ламы, и т.д. Вы вмиг почувствуете себя в центре европейской истории целого века с лишним. А еще: что это не мифологические фигуры, а люди. Такие же, как вы. Те же, о ком писала Алексиевич — с их хромотой, близорукостью, страданиями, любовью… Кстати, она подарила музею свой старенький диктофон.

А в свободное время советуем вам просто гулять по Стокгольму — величавому и одновременно очень удобному, красивому и доброжелательному городу. И помнить, что Нобелевская неделя — в декабре, а зимой здесь темнеет уже с трех часов дня, хотя утром всю неделю сияло солнце.

Юрий Зиссер. Мой любимый район Стокгольма — вовсе не помпезный Гамластан с его дворцами, а Сёдермальм — южный остров с крутыми склонами, замечательным видом на центр города и заливы, узкими улочками со ступеньками и кучей ресторанчиков и молодежных тусовочных кафешек. Летом просто необходимо объехать весь город на велосипеде, но Нобелевская церемония — в декабре, когда погода не располагает к велопрогулкам. Впрочем, нам грех жаловаться: почти все дни в шведской столице было плюс десять!

Юлия Чернявская. Это Швеция, детка. И теперь, когда слово Belarus стало известно всему миру и мы можем начать растить (желательно — холя и лелея) потенциального нобелиата — неплохо бы помнить об этих правилах. Будем надеяться, что они кому-то из белорусов снова пригодятся. И лучше бы — поскорее.