Главная

ИЗДАТЕЛЬСТВО «ВРЕМЯ»

просмотров: 964 | Версия для печати | Комментариев: 0 |
«Первый „посленобелевский год“ очень тяжёлый…» Интервью со Светланой Алексиевич
Главный редактор издательства «Время» Борис Пастернак съездил в Белоруссию, побывал в гостях у нобелевского лауреата и своей давней коллеги Светланы Алексиевич и задал ей несколько вопросов.
Борис Пастернак: Светлана, вот зовут тебя в Москву на ММКВЯ — с 7 по 11 сентября. Что ты на это скажешь?
Светлана Алексиевич: Я очень жалею, но не получается в этом году приехать, потому что план встреч был расписан ещё в начале года. Первый «посленобелевский год» — очень тяжёлый, он весь заранее расписывается, и на сегодняшний момент побывать где-то ещё — это уже выше моей биофизики. Нужно сделать хотя бы то, что я уже пообещала и должна.
Но на будущий год, если будет такая возможность и такое приглашение, я обязательно приеду. Я люблю Москву, я люблю русскую публику. Я даже могла бы сказать, что это любимая моя публика, потому что на встречи со мной, моими книгами и героями приходят именно те русские люди, которых я очень люблю. Это такие лица, которые сейчас рассредоточены в нашей новой жизни, их редко увидишь вместе. 
БП: Но мне показалось, что такого ажиотажа, как Европе, в Москве нет.
СА: Да, в России этого нет.
В любой стране, куда я приезжаю, на встречи приходит не меньше 500-700 человек, даже в Америке — в Бруклинской библиотеке, потом в Национальной библиотеке Нью-Йорка… И это в зале сидит 500-700 человек, а ещё мониторы установлены в двух-трёх залах рядом. Особенный интерес ко «Времени секонд хэнд» — это очень современная книга, потому что весь мир опять боится России, весь мир хочет понять, что такое Россия. И все хотят иметь не только политические объяснения, которые людям дают американское телевидение и газеты, но и представление, что это за люди — русские? И наверняка в моих книгах европейские и американские читатели слышат голоса этих людей, рассказы об их жизни, убеждениях, суевериях…
БП: Это им как-то помогает бороться со страхом?
СА: Да, очень многие говорят, что русские люди стали им более понятны. До выхода «Времени секонд хэнд» мне по всему миру задавали один и тот же вопрос: «Что русские за люди? Они получили свободу — и отказались от неё через 10-15 лет». Им было очень трудно понять, почему русские поддерживают политику Путина, можно уже сказать, что империалистическую.
В моих книгах иноязычные читатели находят весь спектр массового сознания — вот этих маленьких людей, о которых, в общем-то, никто никогда не спрашивает. И журналисты западные тоже не спрашивают — они имеют дело только с политическими тусовками и политическими событиями. А здесь представлена реальная русская — или, можно сказать, постсоветская — жизнь. И это им многое объясняет — объясняет этих людей, их страхи, их фобии, их суеверия и то, откуда всё это берётся. Тут и советская история, и сегодняшняя жизнь — поэтому западным читателям это очень интересно. 
А нам… Есть такое высказывание — в доме повешенного не говорят о верёвке. Всё неприятное отодвигается, люди не хотят знать про себя, боятся, не готовы — не развита рефлексия. Ведь для того, чтобы понять себя, понять, что происходит, надо отойти в сторону. Надо действительно продумать то, что было позади. Эта работа, конечно, не сделана. Новая великодержавная политика сразу захлопнула все те двери в прошлое и в будущее, которые открылись в 90-е годы. Людям дали в руки только одну идею: мы — Великая Россия, нас унижают, мы в осаждённой крепости…
БП: Вопрос по графику — сейчас ты была в Америке. Где, если не секрет?
СА: В Нью-Йорке и Вашингтоне. Там изданы две книги — «Время секонд хэнд» и «Чернобыльская молитва». «Цинковые мальчики» издавались несколько лет тому назад, но они будут переиздаваться. «У войны не женское лицо» выйдет весной, до этого она не выходила в Америке.
 
БП: И каков эффект? Покупают?
СА: Да, эти книги все покупают. Сейчас, конечно, больше всего покупают «Время секонд хэнд», но все остальные тоже, потому что все мои книги — это, в принципе, одна большая книга. Зарубежные читатели так их и воспринимают.
БП: Ты говоришь, что на постсоветском пространстве интерес к «Голосам Утопии» невысок, потому что проблемы не отрефлексированы. А откуда такой интерес в Китае?
СА: Китай меня саму очень поразил — особенно «Время секонд хэнд»… Я думаю, что Китай — огромная страна, там около миллиарда людей, и ясно, что она перестраивается. Но перестраивается экономика, а идеология остаётся консервативной, коммунистической. И я думаю, что это проблема элит и даже массового сознания: все это осмысляют, все об этом много спорят, говорят…
БП: В Китае это книги для элиты или книги массового спроса?
СА: Судя по тиражам — а там какие-то фантастические тиражи, в месяц 100 000 — можно сказать, что массового. Я сейчас как раз еду в Китай — у меня три премии: на Пекинской ярмарке, в Шанхае и ещё какая-то премия.
БП: А почему они опомнились со своими премиями именно после Нобелевской — или для них важно, что это писатели со всего мира, а Китай открыт?
СА: Кроме того, что существует Нобелевская премия, они всё-таки чувствуют себя отдельным регионом мира. Они живут в круге своих представлений, исторического движения и как бы отдельно существуют. Ну, я так думаю — лучше смогу объяснить, когда вернусь из Китая.
БП: Это будет в конце августа?
СА: Да, в двадцатых числах.
БП: А в начале сентября, когда будет наша ММКВЯ?
СА: Я буду в Америке. Там в одном из университетов мне вручают почётного доктора, в другом — тоже премия и выступление с лекцией… После Америки у меня — уже не помню — то ли Хорватия, то ли Чехия.
БП: А потом долгожданное 10 октября и новый Нобелевский лауреат…
СА: Интересно, кто это будет? Я думаю, что Мураками. Он всё-таки уже 15 лет в очереди стоит.
БП: Не знаю, по тем разговорам, которые у нас были в прошлом году в Стокгольме, сложилось другое впечатление. Они все морщились и говорили: «Да ну, попса… А за что давать Мураками?». Нобелевский комитет построже к этому относится, чем мы.
СА: Наверно. Хотя я люблю этого писателя. Сплав восточных, азиатских представлений с современной европейской культурой — это очень интересно.
БП: Ясно. А в России тебя ждать, значит, через год: Московская ярмарка, Красноярская ярмарка…
СА: Да, я бы очень хотела. Ирина Прохорова меня в этом году приглашала на Красноярскую ярмарку, тоже не получилось… Я вообще хотела бы поездить в Россию, увидеть Россию и послушать Россию, я всегда делаю это с большим интересом.
БП: До книг в этом году руки не доходили?
СА: К сожалению, нет, очень мало. На втором этаже лежит склад рукописей, но… Это нужна тишина, убежать от всех, выключить телевизор. То есть телевизор у меня всегда не работает — так что выключать нужно ноутбук. И телефон заодно.
Приглашаем Вас заглянуть в рабочий кабинет писателя - где живет и работает лауреат Нобелевской премии Светлана Алексиевич? 
 
Светлана Алексиевич купила готовый  дом в сорока километрах от Минска, в поселке Силичи. Это не новорусская (новобелорусская) «вилла», а скорее просто изба, сложенная из толстых сосновых бревен. Во внутренней отделке тоже преобладает дерево, двери висят на кованых петлях, пол в гостиной устлан шкурами. Интерьер, разумеется, создан вкусом и стараниями новой хозяйки.  Причем деревенский облик дома вовсе не противоречит полному набору современных бытовых удобств — от газового котла с электронным управлением до циркуляционных насосов для очистки воды в небольшом пруду возле бревенчатой бани. Участок в 15 соток засажен по преимуществу декоративными хвойными растениями, на газоне много цветов. Главное же помещение в доме — безусловно, рабочий кабинет писателя на втором этаже. Письменный стол нобелевского лауреата стоит перед панорамным окном, выходящим на балкон. Горка, которая видна из окна — это республиканский горнолыжный комплекс «Силичи» с подъемниками, которые работают даже летом.

Подробнее: http://www.labirint.ru/now/intervyu-s-aleksievich/


news1 news2