В беседе с корреспондентом Jewish.ruАлла Боссарт рассказала, что такое свобода наизнанку, как у нее развилась социальная шизофрения и почему её одновременно обвиняют в русофобии и антисемитизме, а Игорь Иртеньев почитал свои стихи

Бомба вместо слова

Алла, вы, переехав в Израиль, начали писать стихи. Он так на вас подействовал?
Алла Боссарт: Поэзия никогда не была основным моим делом, но вдруг… Это не связано с переездом, хотя, начав свою жизнь в Иерусалиме, я ужасно тосковала. Ностальгия была очень сильная, и может быть, это было способом выхода, защитой, спасением.

Этот переезд был связан только с вашими личными делами, состоянием здоровья близких? Профессиональная жизнь не подталкивала вас к отъезду?
Алла Боссарт: Нет, раньше я работала в «Новой газете», это всегда была счастливая работа с возможностью самовыражения, без прессинга. Последняя четверть моей профессиональной жизни, со времен перестройки, была счастливой. Давления я не испытывала. Но я давно не занимаюсь журналистикой: лет 8 назад уже поняла, что приходят молодые – дышат в затылок. Хорошо, что не стреляют. И я начала писать прозу, всегда хотела сочинять.

Какой вы видите Россию сегодня и в ближайшее десятилетие?
Алла Боссарт: У меня очень пессимистичный взгляд. В течение 15 лет идут довольно неприятные процессы. Правильно говорят об очень тонком слое цивилизации, который быстро слетает. Как только приходит к власти человек, который позволяет этой пыльце улетучиться, – думающий народ начинает уезжать из страны.

Игорь, вы согласны?
Игорь Иртеньев: Я много наболтал на эту тему. Свежих мыслей у меня нет. Вот есть стихи, не потерявшие актуальность:
Страна моя идет ко дну,
Со мною заодно,
А мне обидно за страну
И боязно за дно.
Это я лет пять назад написал. Вообще, меня все это больше угнетает, чем Аллу. У меня крайне пессимистическое представление о будущем, а она надеется.
Алла Боссарт: Игорь считает, что процесс в России необратим. Я считаю, что в истории так не бывает. Падение достигает дна, и не обязательно «постучат снизу». Все идет по синусоиде.
Игорь Иртеньев: Я просто считаю, что Россия переходит в разряд «третьего мира». В третьем мире люди вполне себе живут, не все умирают с голоду, и не всех вешают на столбах. Они живут. Есть и такие полудемократические режимы.
Алла Боссарт: Не бывает, чтобы история поворачивалась вспять.
Игорь Иртеньев: Ну, вот смотри, мы были ведущей мировой державой…
Алла Боссарт: При «совке»? В чем она была ведущей? Если даже малые капиталистические страны были намного сильнее. Франция, например.
Игорь Иртеньев: Сейчас объясню. Был двуполярный мир: соцлагерь и условный Запад. Два мировых лидера. У нас, конечно, была тухлая экономическая система и, естественно, она рухнула, но до этого СССР был мировой державой. Советский Союз бился с США в каждой точке на глобусе.

А в чем измеряется величие? В количестве самолетов и бомб?
Игорь Иртеньев: Россия была страной великой культуры, и Советский Союз это вобрал.
Алла Боссарт: В СССР была хорошая система образования, но величие Советского Союза все же основывалось на бомбе.
Игорь Иртеньев: А кто тебе сказал, что это не составная часть величия?
Алла Боссарт: Да, это оборонное величие. Однако, как сказал кто-то из достойных людей, об уровне цивилизации говорит отношение к слабейшим. У нас это все было на уровне плинтуса. И страна не сдвинулась с той точки, а сейчас работа в этой сфере целиком и полостью обеспечивается волонтерами. Государство живет так, будто не существует детей-сирот, инвалидов, больных людей. И кажется, для власти хорошо, если б их не было вообще. В свое время выселяли инвалидов на Валаам, и вот у меня ощущение, что сейчас «там» думают – хорошо бы их на Марс куда-нибудь.
Это тяжело психологически. С одной стороны, любишь эту страну. Я тоскую по ней в Израиле. Когда приезжаю в Москву, спускаюсь в метро, у меня странное чувство, что я люблю эту толпу. А с другой стороны – меня бесят все государственные проявления…
Игорь Иртеньев: Но ведь не только государственные. И человеческие тоже.

Предписано любить

Давайте поговорим о вашей жизни в Израиле. Что вызывает у вас приятие, а что, наоборот, отторжение?
Алла Боссарт: Понимаете, это сложный для меня вопрос. Израиль – безусловно, свободная страна. Но я столкнулась с тем, что свобода немножко вывернута наизнанку. Свобода – сверху, со стороны государства. А на человеческом уровне здесь нет свободы, потому что общество смотрит пристально на твою лояльность. Окружающие тебя требуют патриотизма, любви и благодарности. Для меня это мучительно – пока я не могу это почувствовать. От страны я вижу ровно то, что государство предписало репатриантам, но люди вокруг меня требуют, чтобы я любила. И этот диктат со стороны общества мне трудно принять.

В России вас упрекали в русофобии, а здесь…
Алла Боссарт: А здесь меня записали в антисемиты, во враги. Там я попадала под еврейскую раздачу, а здесь – вопросы религии и крови. Что же это за свобода и демократия, если нет свободы совести?

К сожалению, этот конфликт заложен в принципе израильской демократии. Израиль – особая страна.
Алла Боссарт: Мне не нравится разговор об особости.
Игорь Иртеньев: Не могу согласиться здесь с тобой. Израиль во многом уникален, со своей историей. Еврейский народ не зря считает себя отмеченным неким образом. Да, это народ Книги. Народ, который заложил две цивилизации, включая христианскую. И вся судьба еврейского народа – уникальна. Важно и то, что этот народ благодаря религии сохранил свой язык, и спустя века именно на основе этого возник сионизм, и в жизнь язык пришел из молитв. В истории больше нет таких прецедентов.

Алла, вам кажется, что вас пытаются втолкнуть в прокрустово ложе догмы и патриотизма? Заставляют любить страну? Мне кажется, надо любить людей, из которых она состоит.
Алла Боссарт: Да, я испытываю некий неуют. Когда мне говорят: «Ты здесь чужая, отправляйся в свою Россию», – я начинаю понимать евреев, которые с этим жили веками. У меня двойственное отношение к России, у меня двойственное отношение к Израилю. Меня все время разрывают противоречивые чувства, размышления и переживания. На меня обрушилась социальная шизофрения.

Вы, мы – все, кто приезжают сейчас в Израиль, станем частью этой страны?
Алла Боссарт: Вы уже стали, например, я вижу. Многие станут. Да, иврит мы с Игорем не знаем – это большая наша ошибка, провал. Мы в свое время хотели пойти учиться, но Игорь меня отговорил. Причина – мы забудем русский. И мне многие говорили, что действительно из памяти в процессе обучения вымывается другой язык, например, английский. Наверное, напрасно мы так решили. Я чувствую свою беспомощность перед этой культурой. Понимаю, что она огромная, мощная, но мало что знаю о ней. В России я была молодцом, в первых рядах, а здесь есть комплекс полного незнания контекста.

Вы не полностью там и не полностью здесь. Может быть, нужно принять решение?
Алла Боссарт: Мы живем без уверенности, что не закроют шлагбаум, а для меня перспектива выбора – смертельна. Остаться в Израиле – значит, никогда не увидеть своего города и дома. У меня есть дом в Подмосковье. Вероятно, не было бы дома – не было бы и этого чувства. Он у нас появился лет 15 тому назад, я обрела свое пространство. Для меня Россия еще и этим притягательна.
Игорь Иртеньев: Деревянный дом со старым садом. Белый сад, яблоки… На всем такая патина. Счастье.

Именно дом вас держит? Не люди?
Алла Боссарт: Многие наши друзья уехали. И так получилось, что и в России, и в Израиле у нас много родных и людей, с которыми мы породнились.
Возможно, вы и есть – самые настоящие евреи. Потому что евреи все время в пути.