Простой и великий архетип любви часто забывают в нашем привыкшем к сложностям мире; над ее наивностью и чистотой смеются, ее отвергают во имя целого ряда иных ценностей. Но, когда появляется тот, кто имеет смелость своим искусством напомнить людям о любви, становится ясно: она-то и есть главное в мире, основная его нота, его остов.

Любовью, незаемной и подлинной, в этой прозе согрето все: и воспоминания детства (а как известно, именно из детства «растут» все наши настоящие и незабываемые ценности), и беглые зарисовки современности, и наблюдения характерных моментов жизни, сделанные острым глазом художника. Любая художественная выдумка, любой вымысел все равно вырастает из невымышленных ситуаций, из позиций подлинности. «Придумайте так, чтобы все поверили в это!» — советовал Эрнест Хемингуэй.

Это не дневниковая проза — мера художества, работы с образом соблюдена здесь достаточно выпукло, зримо. Но на другой чаше весов лежит пережитое, прожитое, и так устанавливается равновесие, образуется гармония, внутри которой — реальность, в которой свободно начинает жить и перемещаться читатель.

Этот воздух свободы и есть признак настоящего искусства.

А оно в книге Ирины Витковской присутствует сполна.

«О них оказалось невозможным не споткнуться взглядом, находясь в полупустом вагоне метро. Они были разными – один рыжий, другой — зелёный, но составляли единую пару. Ботинки, надетые на вытянутые в проход девичьи ноги в чёрных колготках…». Все, наше внимание уже приковано, и мы теперь не оторвемся от текста, чтобы узнать — кто такая хозяйка разноцветных ботинок и что будет с нею и Матвеем, случайно встреченным ею в метро. Пространством для этой истории служит Москва, и живопись города здесь достойна кисти Юона или Пименова:

«А Москва, Москва рассыпала, роняла перед ними бесконечные жемчужинки неповторимых историй, разыгрывала неподражаемые мизансцены, приоткрывала занавес в галереи своих особенных типажей…».

«Кефир, килька, пельмени…» — привычный быт, его антураж всегда с нами рядом, но в сборнике рассказов Витковской сполна присутствует и бытие, они схлестываются, они соседствуют и спорят, и в повести «Партия пуза», что посвящена сакральному герою и жизни, и художества автора — ее отцу, быт и бытие сплетаются так тесно, неразъемно, что не разорвать на эмпирику и философию этот выплеск поэзии, чистой лирики: «Готовься, Прованс! К тебе идёт мой папа. Вполне возможно, только для того, чтобы стоять на твоих душистых холмах и, обозревая крошечные домишки, сады, ворота из выщербленного вековыми ветрами дерева с заржавленными скобами, нехитрую крестьянскую утварь, видеть затуманенным взором бревенчатые избы и сады родной Фёдоровки – деревни, где он родился. А еще — вздрагивать от ощущения, что вот-вот из-за того угла вывернется главная подруга его детства – бабка Апрося с морщинистым улыбчивым лицом и единственным зубом во рту…»

В рассказе «Подменыш», начинающемся с похорон домашней мыши, ненавязчиво обозначена тоже целая философия целой жизни: жена изменяет мужу с туповатым гостем, байкером из Бердышева, а когда он записывает факт измены на видеокамеру, ничего не отрицает, а кидает в лицо мужу: ты подменыш, тебя подменили, как в мифологии кельтов: украли и заменили на старичка. «Я уже и забыла, какой ты настоящий…» А ее муж, стоя у мышиной могилки под кустом сирени, думает о том, что подменили-то не его, а ее. Трагедия? Безусловно. Но выход из этой трагедии, из этого житейского тупика брезжит где-то вдалеке: «Что мне в связи с этим остаётся? Только ждать. Жизнь, она ведь длинная…»

Один из рассказов книги называется так: «Театр эпохи, которой нет». Вот, возможно, ключевое слово к тайне всего сборника. Истории Ирины Витковской театрально яркие и, как хороший спектакль, искусно срежиссированы — так, что зритель (сиречь, читатель) не видит швов, а дышит и чувствует, плачет и смеется вместе с героями.

Полна лиризма и проникновенности, радости и грусти повесть в рассказах «Двор», где во главу угла поставлена память: воспоминание развивает и перед автором, и перед нами свой свиток, и мы погружаемся в ушедшую жизнь, а она восстает перед нами целой и невредимой — жизнь провинциального города, провинциального двора, маленькой провинциальной девочки, что росла и взрослела в нем:

«Двор моей бабушки, где выросла моя мама, и я тоже. Двор среднерусского провинциального города, Двор, который видел и революции, и войну, и многое другое, и жив до сих пор…»

Вот это истинное счастье, что Двор жив. У многих такие дворы детства, дома детства остались только на дне памяти, и далеко не все отваживаются записать живые истории этих дворов, этих домов — чтобы наши дети и внуки могли почувствовать, как жили люди десятки лет назад…

Это владение временем, эта работа со Временем как с одним из мировых архетипов, равно же как и с Любовью, — творческое кредо Ирины Витковской, камертон ее живой и чистой прозы. Эти рассказы, с виду простые, яркие, сюжетные, понятные, обращают нашу мысль в сторону глубоких и честных раздумий. О жизни, о времени, о стране, о себе. О судьбе.

А подлинность судеб здесь несомненна. Всякий герой Витковской бесспорно вырастает из реально существующего человека. Смешение документальности и фантазии выдержано точно, гармонично и безошибочно. Мы верим в этих людей и в их любовь, ссоры, ненависть и веселье.

Мы верим в любовь к ним автора, Ирины Витковской: в своей книге она выразила, показала ее сполна.