Человек под странным псевдонимом Михаил Однобибл ворвался в литературное пространство в 2016 году. Книга никому не известного 55-летнего писателя из Сочи попала в финал «Национального бестселлера». Об авторе мы знаем много: служил в Афганистане, окончил литинститут имени Горького, жил в разных городах России, сейчас работает садовником в Сочи, крупной прозы раньше никогда не публиковал. Но не знаем самого главного – его настоящего имени.

    В июне 2016-го жюри «Нацбеста» до последнего колебалось: отдать ли победу Однобиблу или признанному автору исторической прозы Леониду Юзефовичу. Юзефович обошёл конкурента лишь на один голос. После этого издательская судьба «Очереди», существовавшей только в качестве публикации на интернет-сервисе для самиздата Ridero (отсюда и псевдоним «Однобибл» – за всю книгу отвечает один: он и писатель, и редактор, и корректор), оказалась предрешена. Московское издательство «Время», печатающее нобелевскую лауреатку Светлану Алексиевич, выпустило произведение к ярмарке non/fiction тиражом в 2 тысячи экземпляров. Роман впервые стал доступен широкой публике, то есть говорить о нём – самое время.

    Когда заходит речь об «Очереди», чаще всего возникают ассоциации с Кафкой. Сюжет романа к этому располагает. Некий сезонный работник, учётчик загородной бригады, заблудился в лесу и впервые в жизни попал в город. Глазам его предстаёт удивительное: тысячи людей стоят в очереди на трудоустройство. Стоят в буквальном смысле – годами, голова к голове, штампуя на ладонях порядковые номера, чтобы не забыть своё место, тесно заполнив двор пятиэтажки, где работает кадровая служба: «Они чего-то ждали неподвижно и молча, некоторые сидели на корточках, вяло свесив руки, поднося к губам огоньки сигарет, но какая-то терпеливая сила чувствовалась в их невозмутимых позах».

    Не успевает герой оглянуться, как сам становится одним из очередников. Теперь, сколько бы учётчик ни пытался объяснить стояльцам, как они глупы, сколько бы ни пробовал сбежать обратно, в загородное приволье, его останавливают, ловят, едва не топят в реке, но возвращают. Поведение чужака, не желающего очередестояния, кажется здесь нелепым, подрывающим общественный порядок: «Наше дело не умничать, а выстоять очередь и шагнуть за порог кабинета», «Ты и впрямь чудовищно наивен, раз говоришь вслух такие вещи – «что дают в очереди!» Мой тебе дружеский совет: не задавай никому и никогда этого вопроса. Потому что он оскорбляет очередь».

    За дальшейшими приключениями учётчика при всей их абсурдности следишь тем же напряжением, как если перед тобой – готический хоррор. Читаешь день, два, неделю, как будто привязанный к книге тяжёлой железной цепью – и горько, и неприятно, и не оторваться. Вот герой попадает в подвал кадровой пятиэтажки, где томятся без воды, в невыносимой жаре люди, отстоявшие уличную часть очереди; вот его обвиняют в «заговоре с целью организации выездного отдела кадров для экстренного трудоустройства вне очереди»; вот учётчик скрывается от преследователей в музее, на проверку оказывающимся храмом…

    В романе сплетается целая паутина смыслов, через которую прорваться не так-то просто. Самое несложное – предположить, что «Очередь» – сатира на советскую эпоху. Тогда произведение встанет в один ряд с перестроечным романом «Очередь» постмодерниста Владимира Сорокина, где незнакомые друг с другом люди стоят в хвосте, сами не зная за каким товаром. Но вот сам Однобибл пишет на сайте Ridero: «Тема «Очереди» – перегибы массовой индивидуализации после Великой Амнистии 1930-50 гг. в СССР». И это позволяет увидеть повествование в абсолютно противоположном, и достаточно людоедском ключе: «Это в 1930-е – 1950-е годы-то – Великая Амнистия? Опомнитесь, товарищ Однобибл, и окститесь, если не шутите!».

    Не успеваешь освоиться с этой коллизией, как Однобибл выкидывает новую версию. К написанию романа его якобы сподвиг «контраст между городской жизнью и природой», засвидетельствованный во время работы в кавказском высокогорном заповеднике, – об этом писатель заявил на церемонии вручения «Нацбеста». Такая линия в «Очереди», действительно, заметна. Как и извечное противостояние между индивидуумом и обществом. А может быть, здесь замаскирована автобиография (в однобибловском безымянном городке ясно угадывается древний Козельск, где автор жил после службы в Афганистане), окутанная ещё и облаком евангельских ассоциаций и параллелей (действие, например, начинается в пасхальную неделю 1980 года)?  За какую бы ниточку ты не потянул, в руках окажется ещё две или три. А Однобибл посмеётся из своего черноморского далёка и подкинет новые варианты для размышления.