Александр Юсупов, "Ассоциация "Премия Горького": Роман Михаила Однобибла оказался на вершине русской литературы-2017 без очереди – еще до издания в виде отдельной книги он был номинирован на «Национальный бестселлер» с подачи критика Льва Данилкина

В самом начале апреля – «на шестой месяц холодов» – герой книги вместе со своим напарником попадает в метель; последний, по имени Рыморь, зарывается в снег и, выставив из сугроба полый стебель борщевика, засыпает; первый, идентифицируемый как «учетчик», решает идти дальше. Не заметив в непроглядном буране изменения ландшафта, он оказывается в незнакомом городе; после череды нелепых попыток покинуть его или хотя бы узнать точнее свое местонахождение, он увязает в череде мелких происшествий, постепенно все сильнее привязывающих его к зданию на улице Космонавтов, где распределяют работу. В отдел кадров стоит колоссальная очередь желающих трудоустроиться, из которой учетчик, вопреки всем законам местной логики, пытается выбраться – наталкиваясь на сопротивление в виде традиций, устоев, табу, чувства долга, любви или просто физической силы.

Роман Михаила Однобибла оказался на вершине русской литературы-2017 без очереди – еще до издания в виде отдельной книги он был номинирован на «Национальный бестселлер» с подачи критика Льва Данилкина. Что в нем особенного? Язык; он предельно точен и прост, но эта простота не от скудного выбора, а от того, что именно так следует рассказывать эту историю; сюжет – позволяющий говорить о том, что в русской литературе есть еще один канонический сюжет «стояния в очереди». Параллели с «Замком» Кафки неизбежны; но это узнавание (похожее на то, как через снежную стену перед главным героем выплывают стены огромного дома, по этажам и подвалам которого вьется очередь) идет книге в безусловный плюс, делая разнообразнее её стилистический и психологический инструментарий. Тем более, что суть в романе Однобибла совершенно противоположна: если землемер у Кафки стремится попасть в Замок, то учетчик, напротив, всеми силами старается бежать прочь от очереди, от города; невозможность бегства становится лейтмотивом этой истории. Именно это, кстати, роднит ее с классикой русской литературы: во всех смыслах (и в сюжетном, и в литературоведческом) «Очередь» Михаила Однобибла вырастает из «метели» Пушкина, Блока (поэма «Двенадцать»: «Черный вечер // Белый снег // Ветер, ветер! // На ногах не стоит человек»), Булгакова («Ведьма сухая метель» в «Собачьем сердце»), Платонова, Владимира Сорокина. Неразрывное сочетание и обжигающий контраст физического и метафизического (безнадежный мрак метели, холод реки, по которой главный герой безуспешно пытается вырваться из города, зной и духота подвалов, где годами живут «очередники», сдавливающая узкость снежного савана, где улегся ночевать Рыморь – и образ вечной очереди, нерушимой людской цепи, очереди как бытия, жизни, судьбы, неподвижности времени) создает глубину этого текста.

Постсоветское сознание бережно хранит понятия, связанные с очередью – в недавнем прошлом все были «очередниками» на квартиры и прочие блага, стояли в бесконечных очередях, боролись с ними, робели перед ними, прорывались сквозь них – и в повести Михаила Однобибла безобидные выражения «кто последний?», «кто крайний?», «я займу и отойду», «отметиться в очереди», «мне только спросить» и так далее приобретают, словно в кривом зеркале, странные, парадоксальные смыслы, вытягиваясь в вечное. Эта книга, вероятно, станет для европейского читателя своего рода опасным аттракционом, наподобие некоторых книг Кортасара, или развернутой литературной версией Hotel California – как рассказ о путешествии, во время которого главный герой (глазами которого, словно через 3D-камеры погруженного в Мариинскую впадину аппарата «Дипси Челленджер», читатель видит все подробности этого колоссального явления) проходит через ряды людей и судеб, чтобы в одном из них узнать – и осознать – себя самого.