Михаил Визель, "Год литературы": "Единственный здравствующий русский писатель-нобелиат явно заслуживает того, чтобы его выслушать со вниманием"

В длинные июньские выходные в Москву впервые после долгого перерыва приехала Светлана Алексиевич. Помимо своих личных и писательских дел — повидать давних друзей и обсудить накопившиеся вопросы с издателями — она, естественно, не избежала и «медийной засветки» — интервью на известной радиостанции и модном телеканале и, главное, публичной лекции.
Имя лауреата Нобелевской премии по литературе 2015 года не нуждается в дополнительных представлениях. Эстетические предпочтения, этические принципы и политические взгляды Алексиевич также хорошо известны. Последние далеко не всеми разделяются ни в родной Белоруссии, ни в России. Но единственный здравствующий русский писатель-нобелиат явно заслуживает того, чтобы его выслушать со вниманием.

Поэтому немаленький театральный зал столь же модного «Гоголь-центра» оказался полон — к искреннему изумлению самой выступающей: неужели люди в погожий летний день, вместо того, чтобы уехать за город, пришли ее слушать?
Двухчасовое выступление разбилось на две равные части: собственно лекцию и диалог с залом, умело модерируемый журналисткой Екатериной Гордеевой.
Часовая лекция (которую, впрочем, Алексиевич просила не считать таковой) носила яркий публицистический заголовок «Я не хочу писать о войне». Обозначив для начала, что «наше время — варварское время», Светлана Александровна посвятила свое выступление раскрытию нескольких резко очерченных тезисов. Первым — и главным — из которых как раз и стало полное неприятие войны.
«Первый убитый, которого я увидела, — солдат в Афганистане. Только что я с ним говорила, и вот шальная пуля, и он уже мёртв. И тогда я поняла, что я абсолютный пацифист, и человеческая жизнь — не для того, чтобы умирать где-то на Донбассе, в Сирии, в Афганистане. Или на ядерном реакторе: 30 секунд сгребаешь графит, а потом едешь домой умирать. Жизнь дается не для этого. И каждый человек должен решить для себя, как выйти из этой системы, в которой нужно умирать».
Система, в который приходилось умирать больше всего, — это, естественно, Вторая мировая война (Светлана Александровна пользовалась именно этим европейским термином). Эта болезненная тема занимает большое место в творческой биографии Алексиевич и, соответственно, заняла такое же большое место в ее выступлении. «Во время Второй мировой войны люди очень дёшево умирали. Наши потомки (если у нас будут потомки) будут говорить о нас как о варварах».
Варварство это выражается не столько в числе погибших, сколько в расчеловечивании выживших.
«Вы не знаете, какими мужчины возвращаются из боя, — рассказывала Алексиевич одна медсестра, героиня книги «У войны не женское лицо». — У них стирается грань между человеческим и животным. Когда солдаты сходятся врукопашную, они не кричат: «За родину, за Сталина!» Они мычат». «Люди кончаются, остается некий биовид, — продолжила уже «от себя» писательница. —
Мы лишь слегка припорошены культурой, а внутри бездна. И эта правда ускользала от нас в апофеозе победы — всей правды о которой мы тоже не знаем».

Для того чтобы дойти до этой правды, и были задуманы книги «У войны не женское лицо» и «Последние свидетели»: «У женщин и детей есть знание о нашем безумии. Мне казалось, что женщина может рассказать об этом. Рассказать о том, почему мужчина в форме может так нравиться».
Но война, победа — это не то, о чем через сто лет надо будет говорить. Надо будет говорить о том, как все-таки остаться человеком, не стрелять. «Мне хотелось писать такие книги, чтобы человек оставался человеком».
Такой книгой и стали «Цинковые мальчики». Она не про прошлое. Она — про настоящее. «Я хотела написать книгу о том, как человек становится убийцей — как в него вселяется бес военной культуры».
Военная культура — единственная культура, которая безоговорочно властвует над нами. Мало того: есть «темная cторона искусства», которой добро и зло одинаково интересны. Красота и смерть — они рядом. Вблизи смерти люди открывают в себе то, что в обычной жизни бывает глубоко запрятано. Умирая, человек кричит на своём родном языке (как Алексиевич убедилась в Афганистане). «Чтобы написать «Цинковых мальчиков», я должна была разглядывать зло, боль, вблизи. Оружие — красиво. Человек достаточно много времени потратил, чтобы сделать оружие красивым».
Почему это важно сейчас? Потому что мы — люди войны. В девяностые, в нулевые казалось, что мы другие, но — «любая историческая неудача возвращает нас назад». «Мы еще не вступили в XXI век, мы еще в XX веке, если не дальше».
Прожив 11 лет в Европе и добившись высшего европейского признания, писательница не считает себя частью европейской интеллектуальной элиты. «Мы не можем сказать, как европейские интеллектуалы, что наша задача — тонкая игра. Это — бегство от главных вопросов: что с нами случилось? Почему мы опять стали военными людьми?»
В основном людей несет поток банальностей — таков ответ Светланы Алексиевич. Очень мало людей способны задумываться о своей жизни.

Даже нынешняя религиозность всех группирует в «народное тело». А народное тело — чувствующее, но не думающее.
«Придет время — мы больше поймём себя и меньше будем прощать себя за то, что мы промолчали».
Последняя большая тема, заявленная в творчестве Светланы Алексиевич и на ее лекции в «Гоголь-центре», — футурологическая. Но футурология у автора «Чернобыльской молитвы» своя, особенная. «Чернобыльская молитва» — это тоже про войну. Но войну еще более страшную — не человека с человеком, а человека с природой. Сама природа начинает указывать нам границы.

Чернобыльская авария была похожа на войну. Но это была странная война. Все было по-прежнему: небо, цветы, деревья. Но на землю нельзя было садиться. К фруктам нельзя было прикасаться. «Разве это война???» — спрашивала пожилая женщина, которая не хотела эвакуироваться. А люди приехали на привычную войну — много мужчин, много техники. И, можно сказать, победили. Но какой ценой?
«Незнание, которое поразило нас с первым днем Чернобыля, продолжается, несмотря ни на что. То, что мы называем войной, в наши дни выглядит иначе. А человечество к этому не готово. Мы по-прежнему считаем, что нужна большая армия, много оружия.
Мы совершенно не готовы к будущему».

На этой эффектной фразе Светлана Алексиевич завершила свой монолог. И перешла к более привычному для себя формату — диалогу с людьми, для чего в зале был выставлен «свободный микрофон».
Первое, что при этом бросилось в глаза (и в уши), — уважительный тон по большей части молодых зрителей и их четко артикулированная, безупречно выстроенная речь. Вопросы же в основном развивали само выступление. Как движется работа над давно обещанной «книгой о любви»? Это не будет книга любовных историй, гласил ответ. Это должна быть книга, повествующая о тоске человека о счастье. Поэтому у нее такое необычное название — «Чудный олень вечной охоты». К тому же — о тоске, возникшей после падения коммунистической идеи. Ведь коммунистическая идея — это и была идея о всеобщем счастье. Которая придавила нас, как плита, на сто лет. Но одновременно Алексиевич задумала книгу об уходе. О людях, которые стоят у последней черты и пытаются найти для себя ответ на вопрос: что это было со мной? И со всеми нами?
Собирается ли Алексиевич писать о нынешних военных конфликтах? На востоке Украины в первую очередь? Нет, не собирается; цикл «Голоса Утопии» дописан, и она не брала обязательств реагировать на каждую войну — она пишет о человеческой природе; а что касается этой — о ней должны написать честные русские и украинские писатели.
Прозвучал вопрос о Руте Ванагайте — писателе, столь же неудобном для Литвы, как Алексиевич — для Белоруссии; книга Ванагайте «Наши» — об участии литовцев в Холокосте (причём совсем не на стороне жертв) едва не оказалась запрещена в Литве и едва не привела к высылке автора из страны. Возможна ли столь неудобная книга в России? «Литовское общество оказалось неспособно говорить правду, — ответила Алексиевич. — А возможна ли такая книга в России — это вы мне должны сказать».
Такой ответ вызвал вопрос ведущей Екатерины Гордеевой: Алексиевич все время говорит то «мы», то «вы». Кем она сама себя считает?
«Я занимаюсь Красной утопией, — ответила Светлана Александровна. — А она говорила на русском языке — и в Белоруссии, и в Казахстане. Я считаю, что у меня три дома:
моя мать — украинка, мой отец — белорус, а сложилась я в русской культуре. Каждый из нас состоит из многих людей, как люди будущего».

Не обойден оказался и «горячий» вопрос о вырванной из контекста ремарке Алексиевич. Рассуждая накануне о том, как легко при помощи современных технологий манипулировать массами, она воспользовалась метафорой: при умелой обработке можно и в тихой Белоруссии натравить католиков на православных. Эта ремарка вызывала публичную отповедь католического архиепископа Белоруссии Тадеуша Кондрусевича, обвинившего Алексиевич в развязывании войны. Но посетителя «Гоголь-центра», затронувшего эту тему, беспокоило другое: почему образованные люди так легко откатываются к примитивному предметному мышлению, перестают воспринимать отвлеченную метафору? И что сделать, чтобы преодолеть этот примитивизм?
Алексиевич в ответ обратила внимание, что и здесь происходит манипулирование: акцент переносится на то, что она якобы развязывает войну между белорусскими католиками и православными, отводя внимание от того, что она считает войну на востоке Украины гражданской и спровоцированной. «Надо себе чётко представлять, что мы находимся в очень сложном мире. Кажется, что технологии принесли только благо, но это совсем не так. В одну секунду можно вырвать два предложения и напечатать во всех газетах Белоруссии.
Надо всегда знать, что нами легко манипулировать благодаря технологиям, и надо меньше быть коллективным человеком. Сегодня надо стараться быть отдельным человеком.

Отдельным не в смысле «Ах, это не моя страна», нет! А в смысле — надо самому обо всем думать. А не просто сказать: «Я это читал». Ты читал это, теперь почитай то, а потом подумай! Сегодня сохранить себя очень сложно. Это требует усилий. Это требует большой духовной работы. Но чтобы остаться человеком сегодня, другого варианта нет».
После ответов на вопросы наступила третья обязательная часть вечера — раздача автографов. Из соображений безопасности поклонников не пустили на сцену, книги передавал администратор, но автограф-сессия затянулась не из-за этого, а из-за обилия желающих: представитель издательства «Время», российского публикатора Алексиевич, сообщил, что было распродано несколько сотен экземпляров ее книг.

    Приводим полностью открытое письмо архиепископа Кондрусевича (воспроизводится русский перевод с сайта tut.by)

    Глубокоуважаемая Светлана Александровна!

    Когда в 2015 году Вы получили Нобелевскую премию, я, принимая участие в работе Синода Епископов на тему семьи в Ватикане, попросил слова и объявил о том, что Вы стали лауреатом самой престижной премии по литературе — и епископы всего мира Вам аплодировали.

    Вся Беларусь также радовалась этому знаковому событию.

    Сегодня, находясь за рубежом на торжествах епископских посвящений нового Митрополита Белостокского архиепископа Тадеуша Войды, я с большой печалью и тревогой воспринял Ваши слова: «Дайте в Беларусь танки, оружие — и там католики начнут убивать православных или кого угодно».

    Со всей уверенностью хочу подчеркнуть, что это даже невозможно себе представить в Беларуси, где исторически сложились хорошие как межконфессиональные, так и межрелигиозные отношения, которые являются нашим национальным сокровищем и хорошим примером для всего мира.

    Невооруженным взглядом видно, что Католическая Церковь, как и Православная Церковь и другие вероисповедания в Беларуси делают все возможное, чтобы развивать отношения между собой и обществом.

    По вашим словам, «человек — достаточно несовершенное существо, ему в голову можно вложить все что угодно». Да, действительно, человеческая природа деформирована первородным грехом, но с Божьей помощью он может противостоять искушениям и вызовам времени, и когда будет прибегать к ней, то никому не удастся вложить в его голову все что угодно.

    Не хотелось бы, чтобы Ваши слова как лауреата Нобелевской премии были восприняты как призыв к межконфессиональной конфронтации. Наоборот, они должны вносить мир и консолидацию в наше общество.

    Надеюсь, что в Ваших словах не было дурного умысла в адрес католиков нашей Родины. Однако следует помнить, что ранить и убить могут не только танки и оружие, но и слова. Будучи лицами публичными, необходимо помнить об ответственности за свои слова.

    Выражаю надежду, что, несмотря на Вашу нецерковность, Вы с уважением будете относиться к естественному праву человека на религиозную свободу, которое ему также гарантирует Конституция Республики Беларусь. От всего сердца желаю Вам, чтобы Ваши усилия как лауреата Нобелевской премии способствовали гармоничному и мирному развитию нашего общества.
 

    Opигинал на белорусском языке на сайте Catholic.by