"Однако особенным утешением на территории большой прозы стали для меня главы из романа Олега Ермакова «Радуга и вереск»"(«Новый мир», № 10). Это повествование о родной автору Смоленщине первой половины ХVII в., а представленные фрагменты относятся к историческому эпизоду осады русскими войсками Смоленска, оставшегося по окончании Смутного времени под польской короной. Русская осада 1630-х гг., как свидетельствует хроника тех событий, не принесла нам победы, и освобождение Смоленска от поляков совершилось лишь в 1654 г. Дотянет ли Ермаков свой «нарратив» до этого рубежа и понадобится ли ему такой финал, мне неведомо (полностью книгу намерено издать «Время»), но прочитанное уже обещает opus magnum среди работ чрезвычайно значительного писателя и, заодно, эпический монумент смоленской земле. За годы, минувшие со времени афганских рассказов и афганского же романа «Знак зверя», Ермаковым создано немало обширных композиций, но для меня он, грешным делом, остался автором того незабываемого дебюта (выделю из последующего разве что роман «Холст»). И вот теперь… Пластика письма удивительная, защищающая честь классической русской прозы; от морозной зимы в смоленском лесу стынет кровь, и невольно кутаешься, сидя в натопленной комнате. Гений места дышит во множестве достоверностей (плод наблюдательного воображения, а не педантического штудирования): от тактичного многоязычия книги (украинские, белорусские, польские реплики и речения; название – перевод с белорусского и польского имён героини и героя) веет совершенно особым колоритом пограничного края, что отучает от историко-политического верхоглядства. Но и это ещё не главное. Роман – приключенческий – в том смысле, в каком привыкли думать о романах Вальтера Скотта и, не без оглядки на них, о пушкинской «Капитанской дочке». Да, сознательно или спонтанно, Ермаков пишет свою «Капитанскую дочку», но дело в том, что юный герой, с кем обеспечено сочувственное самоотождествление читателя, ермаковский «Петруша Гринёв», сберегающий честь смолоду и влюбленный в чистую девушку, – он-то не «наш»: это молодой шляхтич Николаус Вржосек, присягнувший сражаться с русскими. Неслыханная дерзость со стороны Ермакова! Притом не знаменующая ни малейшей измены русской стороне в мыслях повествователя. Просто Ермаков никогда не утрачивает сочувствия любому втянутому в войну люду вопреки (чуждой писателю) героизации ратного труда. Про его афганские страницы я уже когда-то писала: «…дружелюбное, без тени ксенофобии, внимание к чуждому быту и обычаям, к не нашему укладу и вере… в лучших правилах Пушкина, Лермонтова и Толстого». В смоленском романе он верен себе. А чем кончит – не знаю. Дождаться бы…"

главу из романа Олега Ермакова см.: http://www.nm1925.ru/Archive/Journal6_2017_10/Content/Publication6_6735/Default.aspx