Александра Багречевская, Ohtapress.ru беседует с Олегом Ермаковым о жизни и романе "Радуга и Вереск".

Смоленский писатель Олег Ермаков рассуждает о бессмысленности войны, порочности государства, единении с природой и любви к истории.

— Каким Вы помните Смоленск своей юности? Как жили люди? О чём мечтали? К чему стремились?

— Смоленск в моём представлении мало изменился. Для меня это старый город, то есть город крепостной стены, построенной в начале семнадцатого века, и домонгольских церквей, оврагов с частными домами вокруг Соборной горы и собора Успения Богоматери. Ортега-и-Гассет говорил о древней столице Испании Толедо, что, мол, убери Алькасар, то есть крепость в центре, и тамошний собор — останется неказистая деревенька. То же и в Смоленске. Без остатков стены и храмов это был бы заурядный провинциальный город. Впрочем, кроме стены и церквей, у Смоленска есть великая история — её-то заурядной никак не назовешь. Но к счастью, история города и запечатлена в его архитектурных памятниках.

В юности мы забирались на крепость, бродили по Соборной горе, сбегали туда с ноябрьской демонстрации и сверху смотрели на колонны с флагами и транспарантами, идущие вверх по Большой Советской.

То же и сейчас. Правда, сбегать с демонстраций не приходится. Но вот прогулки предпочтительнее именно по старому Смоленску. Новые районы попросту ужасны, это гетто. Я точно не мечтал о жизни в гетто в юности. А вот — живу. И спасение нахожу в прогулках по старому городу да в лесных походах, и, конечно, в книгах и музыке. Каждый может быть архитектором своего личного города. У меня это город Сервантеса, Баха, Твардовского…

— Вы служили в Афганистане. Что думаете сейчас об этом теперь? Нужна была война? Можно было её избежать?

— Об этой войне думаю то же, что и тридцать семь лет назад, когда попал за Амударью: бесчеловечное предприятие. Впрочем, тогда мы ещё не знали цифр, а они таковы: около пятнадцати тысяч погибших наших и около миллиона погибших афганцев. Хотя вместо цифр мы видели разгромленные кишлаки. Мы сами их разрушали, истребляя простых мирных афганцев заодно с моджахедами, и этого было достаточно, чтобы считать войну абсурдной.

Очень просто первый раз выстрелить, но через некоторое время уже трудно понять, кто же сделал первым этот выстрел и зачем? Стрельба нарастает катастрофически. Кровь взывает о крови, и всё это превращается в некий огненный шар, колесо, остановить которое очень трудно. Но рано или поздно приходится договариваться о мире. Так лучше делать это сразу. Увы, государства современного типа просто неспособны это делать.

— Что на войне поразило Вас, заставило задуматься?

— Государство и война — синонимы. Рано или поздно любое государство воюет. Всё это меня поразило уже давно, тогда, в Газни и на подступах к Панджшеру, на дорогах в Кандагар и в Ургун. Поразило ещё несоответствие школьных представлений о наших солдатах на войне, а это было какое-то толстовское представление. Ну, а когда увидел избитых «духов», как им, с замотанными лицами, наши солдаты прижигают окурками большие крестьянские руки, и увидел многое другое, о чём и вспоминать не хочется, — то и был ошарашен. Теперь-то всё ясно: война есть война. Вон, посмотрите, как расправляются славяне со славянами, на которых те же крестики нательные на востоке Украины. А что уж говорить о той войне?

И мне хотелось думать о мире. Потом я искал ответы в книгах. В конце концов, самый дельный ответ нашёл в небольшой работе Канта «К вечному миру». В ней он говорит, что вечный мир возможен только при мировом правительстве. То есть — на земле должно быть одно государство. Но разве невозможны внутригосударственные войны? Мы видим — возможны. И поэтому мои поиски не прекращались. И лучший ответ я нашёл у анархистов, начиная с англичанина Уильяма Годвина и заканчивая нашим Толстым, хотя сюда надо и современных прибавить, Джеймса Скотта, с его великолепной книгой «Искусство быть неподвластным. Анархическая история высокогорий Юго-Восточной Азии», и Роберта Нозика с его «Анархией, государством и утопией». И ответ такой: государство — причина всех войн. Следовательно, надо упразднить государство как политическую организацию общества. По крайней мере, к этому следует стремиться. Понимаю, что в наших условиях это звучит дико. Но это так.

Наши славянофилы, братья Аксаковы, Иван и Константин, о государстве высказывались так: это не идеал развития, государство и общество они сравнивали с деревом, где государство как бы защитная кора, а общество сердцевина, так вот если кора разрастается, то сердцевина хиреет, и это грозит гибелью. А главное: государство — не вершина развития. Эту мысль они постоянно высказывали в своих работах. Сейчас нас уверяют в обратном. И Россия снова воюет.

— Поддерживаете ли Вы отношения с боевыми товарищами? Как сложились их судьбы?

— Сейчас я переписываюсь с бывшим командиром разведроты нашего полка, полковником в отставке, Виктором Тудвасевым… Но о том, как сложилась его жизнь, лучше спрашивать у него самого. А его солдат и мой лучший афганский друг Андрей Киященко, вынужденный уносить ноги из родного Таджикистана с семьей в пору известных событий, так и не смог здесь выжить.

— Ваш творческий путь начался с рассказа о домашнем лосе, которого застрелили приезжие охотники. Что двигало желанием писать? Как к этому отнеслись близкие и друзья? Хвалили, ругали, давали советы?

— Бунин говорил, что ему хотелось описать дерево, его стать, тень, а не страдания того, кто его поливает или трудится где-то поблизости. То есть движителем его прозы было желание запечатлеть красоту подлунного мира. То же и у вашего скромного слуги. Лось и был олицетворением этой красоты. Ну, а подлецы-охотники её уничтожили, превратили в отвратительные тюки с мясом. Этот контраст меня и самого поразил. Старший брат посмеивался, наблюдая за моими попытками. А я собирался что-то подарить и ему, и другому брату, и матери с гонорара… Первый гонорар получил лет десять спустя.

— Сейчас Вы известный писатель. Престижные литературные премии. Переводы по всему миру. Насколько труден этот путь?

— Насчёт известности и переводов — это вы хватили лишку. Переводились «афганские» книжки, ну, одна мирная. Но сейчас переводов нет. Да, в Китае года три назад вышел «Знак зверя», но это по договорённости с нашим Федеральным агентством по печати и массовым коммуникациям, китайцы переводят пятьдесят наших авторов, мы — китайцев. Так что никакого агента у меня нет. Путь литератора не легче и не труднее всяких прочих жизненных путей. Но, возможно, интереснее. Но передать на словах это нелегко, как рассказать рыбаку о его страсти. Ловить слова — такая же страсть. И начинающему литератору я могу лишь посоветовать всецело предаваться этому занятию. Хотя итог может быть плачевен во всех смыслах.

— Есть место на планете, которое Вы любите больше всего?

— Да! Дубрава на ручье Городец в окрестностях местности Твардовского, его хутора Загорья. Там я живу по неделям в палатке, фотографируя и слушая птиц, даже и зимой. Зачастую вдвоём с женой. Об этой местности я написал целую книгу «Вокруг света», её издали в «Рипол-классик» с чёрно-белыми фото, надеюсь, когда-нибудь издадут с цветными. Эти места упоминаются во многих моих рассказах, романах. И, например, в новом романе «Радуга и Вереск», в главе «Охота». Один из героев романа владеет там землей, дарованной королём в те времена, когда Смоленск был польским. И этот владелец — Григорий Плескачевский, реальное лицо, предок Александра Твардовского по материнской линии (как известно, его мать звали Мария, а фамилия её была — Плескачевская). Могу сказать, что и будущий роман — о волхве двенадцатого века — начнётся в тех же местах. Ну, а коротко, местность — это родники, дубравы, заброшенные поля и крутые языческие горки, местность полна древних снов, есть там курганы, и вдоль неё протекает Днепр. Рассказывать о ней я могу бесконечно.

Радуга и вереск— Ваша новая книга «Радуга и вереск» выходит в московском издательстве «Время». Какую краткую аннотацию Вы бы сами ей дали? Для какой она аудитории?

— Это роман постижения, книга обретения истории. История Смоленска — яркая страница, и не одна, в русской летописи. Но это и роман о современности, о самых жгучих её узлах. Московский фотограф попадает в Смоленске на чаепития «толедцев», современных западников. А в конце книги появляются очень любопытные персонажи, дурочка-попрошайка и преследуемый за написание поста в своём блоге московский чудак-анархист Вася Фуджи. В следующем романе об их странствиях в поисках свободы и будет идти речь. Они обретут свой остров любви и свободы. В общем, роман — «Голубиная книга анархиста» — уже написан и сдан в издательство, отрывок из него опубликован в апрельском номере любимого «Нового мира».

Обе книги будут интересны тем, кто не равнодушен к современности и истории. Как будто такие равнодушные люди есть? По-моему, так или иначе этим интересуются все. Ну, правда, у нас вообще-то не так много народу книжки читает. В общем, мне, думающему о свободе, о войне, насилии, жестокости и любви, это точно интересно.

— Предыдущая книга «Песнь тунгуса» принесла Вам звание лауреата литературной премии имени Л. Н. Толстого «Ясная Поляна» в номинации «Выбор читателей». Книга завораживает, потрясает. Как Вам удаётся настолько проникновенно передать магию мира природы, увлечь читателя за собой?

— Меня продолжает восхищать этот мир.

Олег Николаевич Ермаков — русский писатель. Родился в Смоленске (20.02.1961), окончил среднюю школу, работал лесником Баргузинского заповедника (1978–1979), затем Алтайского и Байкальского заповедников, сотрудником районной газеты «Красное знамя» (1979–1981), корреспондентом в смоленской областной газете «Смена» (1983–1985), сторожем, сотрудником Гидрометеоцентра (1985–1989).

В 1981–1983 служил в Советской Армии в Афганистане.

В литературе дебютировал подборкой «Афганские рассказы» («Знамя», 1989, № 3), в 1992 году опубликовал роман «Знак зверя». Член СП СССР (1989), Русского ПЕН-центра (1995).

Произведения Ермакова переведены на английский, венгерский, голландский, датский, итальянский, китайский, корейский, немецкий, финский, французский и японский языки.

Лауреат премий журнала «Знамя» (1995), «Новый мир» (2009); лауреат премии им. Ю. Казакова (2009) за рассказ «Лёгкий поток». Романы «Знак зверя» и «Холст» входили в шорт-листы Букеровской премии (1993 и 2005). Роман «Песнь тунгуса» вышел в финал премии «Ясная Поляна» (2017) и выиграл в номинации «Выбор читателей».

Интервью: Александра Багречевская