Главная

ИЗДАТЕЛЬСТВО «ВРЕМЯ»

просмотров: 601 | Версия для печати | Комментариев: 0 |
"Реальнее, чем жизнь" - Gorky.media о романе Егора Фетисова "Ковчег"
Источник: Gorky.media

Gorky.media в рубрике "«Горький» в «Лабиринте»: не пропустите эти книги" о романе Егора Фетисова "Ковчег": "не стоит предавать свою артистическую сущность ради материального мира — нужно с этим миром покончить и переместиться на ковчег искусства"

Чудной выпускник художественной академии, который на беду своего основательного тестя совершено не приспособлен к хозяйственным делам, странно шутит и невпопад цитирует стихи Гумилева и Мандельштама, каким-то образом попадает в кабаре «Бродячая собака», где перед самой Первой мировой собираются на ночные представления главные деятели Серебряного века. Героя как ни в чем не бывало привечает основатель «Собаки» Борис Пронин вместе с поэтами Бенедиктом Лившицом и Владимиром Нарбутом — ведь он, по сути, тоже из «своих», из касты художников.

Да, здесь многое подозрительно похоже на завязку «Полночи в Париже» — о чем, впрочем, не стесняясь, сообщают сами издатели. Но если в фильме Аллена перемещения — главная сюжетная линия, в романе Фетисова приключения выходца из наших дней в Петербурге начала прошлого века — только одна из многих дорожек, которые путано ведут к финалу. Герой, уже в наше время, умудряется оказаться в центре эпидемии неизвестной болезни, познакомиться с гэбистами и пропустить момент, когда жена поехала рожать (это на двухстах страницах). И хотя он отказывается в одной из сцен прыгать в окно, потому что «так делают только в боевиках», все происходящее и вправду смахивает на остросюжетный боевик, разворачивающийся в неподходящих для этого жанра условиях.

Однако кажется, что увлекательная форма лишь дань законам современного читательского рынка (или того, что под этим понимает автор), дающая возможность еще раз поговорить на вечную тему великой силы искусства. Для Ламехова (такова фамилия главного героя) оно, искусство, «реальнее, чем жизнь»; единственное, чем он хочет и может заниматься; нечто гораздо более важное, чем «котировки валют» и «политическая ситуация». В кафе с живыми акмеистами ему, конечно, интереснее, чем здесь, в ремонтируемом цирке, куда приходится устроиться на работу, потому что его картины не продаются.

А художник, как правило, не может не быть одиночкой. В большом количестве цитат и отсылок, где, помимо ожидаемой классики, вдруг выплывают «Меланхолия» Триера или «Похороните меня за плинтусом» Санаева, можно узнать и песню группы «Зимовье зверей» «Только парами». Слова из которой автор наверняка и крутит все время в голове: «Одиночек не берут на этот ковчег». Ламехов и вправду классический одиночка, меряющий действительность стихами Серебряного века. У него есть жена, но она, скорее всего, носит не его ребенка. Ему даже некому рассказать о своих сновидениях — быть может, он и с Мандельштамом разговаривает лишь во сне.
По всем правилам прописанный (и оттого, возможно, несколько занудный) художественный роман должен, видимо, взять на себя задачу мотивационной литературы: не стоит предавать свою артистическую сущность ради материального мира — нужно с этим миром покончить и переместиться на ковчег искусства. Но у художника вряд ли возникнет мысль искать вдохновение в русской современной прозе — логичнее обращаться напрямую к завсегдатаям «Бродячей собаки».

Владимир Панкратов



news1