Сегодня честный журналист, отказывающийся прислуживать системе, ставит себя под удар, причем убивать журналистов стали чаще, сказала в интервью Русской службе Би-би-си писательница, нобелевский лауреат Светлана Алексиевич. В этом году она стала одним из лауреатов премии RAW in WAR имени Анны Политковской, поделив ее вместе с индийской правозащитницей Биналакшми Непрам. Премия имени Анны Политковской присуждается ежегодно в день ее смерти, 7 октября 2006 года, женщинам в конфликтных зонах, помогающим жертвам этих конфликтов, зачастую с огромным риском для себя лично.
Нобелевскую премию по литературе получила Светлана Алексиевич
Алексиевич: "Есть мой путь, и я иду этим путём"
Светлана Алексиевич в 2015 году стала лауреатом Нобелевской премии по литературе. Она - первый профессиональный журналист, получивший эту награду. Обозреватель Би-би-си Михаил Смотряев поговорил с ней о тех вызовах, с которыми сегодня сталкивается журналистика и журналисты.
Михаил Смотряев: То, что журналистика по-прежнему остается опасной профессией, наверно, можно считать косвенным признаком того, что она по-прежнему существует как "четвертая власть"?

Светлана Алексиевич: Начинаешь думать, что да, существует. Я об этом не думала, хотя когда мы собираемся, мы уже говорим о том, что заниматься журналистикой небезопасно.
С одной стороны, страшно иметь дело с этой властью. С другой стороны, как бы власть ни пыжилась, ни в России, ни в Беларуси она в принципе не контролирует ситуацию.
Я это особенно почувствовала, когда была в Одессе и впервые неожиданно столкнулась с угрозами непонятно от кого: то ли какой-то русский след, то ли украинская тусовка - там государство это не контролирует.
Честный журналист, не прислуживающий, не угождающий, бросает вызов всей этой сложившейся системе и ставит себя под удар. Сегодня это абсолютно очевидно: убийства происходят часто и даже можно сказать, что они учащаются, их становится все больше.
Светлана Алексиевич покинула Русский ПЕН-центр
И если раньше мы четко знали врага, то сегодня он наловчился скрываться, и очень трудно найти следы. И в деле Анны Политковской, и в деле Галины Старовойтовой, и Бориса Немцова, например, так и не нашли следов.
С одной стороны, к журналистам относятся с иронией, это тоже есть в обществе - уже мало кто им верит. А с другой - платить им приходится по самой высокой цене.
А еще участившиеся убийства связаны с увеличивающимся культом насилия. Невозможно включить телевизор и не увидеть новый военный корабль, танк или самолет. Культ насилия и культ псевдопатриотизма (а это уже не патриотизм, а варварство) создают определенную атмосферу в обществе.
М.С.: К вопросу о недоверии: складывается ощущение, что журналисты в определенной степени ответственны за то, что к ним меняется отношение. Во-первых, это технологический прогресс, когда каждый сам себе не только новостная лента, но и "производитель" новостей. Тут не всегда разберешь, где правда, и чем дальше, тем сложнее это делать.
Нобелевская премия - литература или политика?
А во-вторых, журналисты больше не формируют общественную повестку, а идут на поводу у аудитории, вместо того, чтобы подтягивать ее до своего стандарта. Теперь, когда каждый может написать 200 слов в "Фейсбуке" и повесить фотографию в "Инстаграм", не очень понятно, кто тут журналист, а кто читатель.
С.А.: Конечно, это диктатура "маленького человека". Мы попали к нему в зависимость. Нами руководят политики, которые выбраны этим "маленьким человеком", он оценивает деятельность журналистов, газет. Это, конечно, унизительная зависимость, и пока мы от нее не избавимся, мы не достигнем уровня того, что называется "журналистика".
М.С.: Можно ли теперь от этой зависимости избавиться?
С.А.: Я думаю, это дело элиты. Она разобщена, ей надо объединиться, соединить свои усилия и создать какую-то культурную прослойку в обществе. Посмотрите, что творится в России: наружу вырвалась какая-то темнота.
М.С.: Но это беда не только России…
С.А.: Да, это какое-то торжество посредственности. Оборотная сторона демократии.
М.С.: Объединение элит - процесс сложный, долгий и, если судить по историческим прецедентам, едва ли полностью осуществимый. Не говоря уже о том, что роль элит в современном обществе тоже трансформировалась, да и берутся они не оттуда, откуда брались раньше. Элита теперь - это те, кто формирует общественное мнение. А его формируют те, кого больше в телевизоре и у кого больше подписчиков в социальных сетях, или новые миллионеры интернет-эпохи, вроде Цукерберга. А поскольку общественное мнение теперь приобрело такую силу, с ним нельзя не считаться.
С.А.: С одной стороны, можно впасть в отчаяние от нашей беспомощности. А с другой стороны, я думаю, какие-то механизмы противостояния будут вырабатываться. Может, я из логоцентричной страны, но мне кажется, что напрасно писатели, особенно у нас, отказались от своей роли. Не надо учить человечество, но существовать как единица сопротивления - это должно быть.
М.С.: Как по-вашему, получится?
С.А.: Я думаю, так же, как с потеплением климата, человечество должно будет вырабатывать новую философию и новое отношение к жизни - это единственный путь к спасению, - так и здесь: у нас нет выхода. Я часто раньше слышала, что, мол, интеллигенция занималась этими проблемами человеческой души, а сейчас интеллектуал сидит в своей пробирке и делает какое-то свое дело. Я думаю, придется вылезти из этой пробирки, других вариантов нет.
Почему-то мне кажется, что человеческая мысль окажет сопротивление. Другое дело, что это вряд ли по плечу одной сильной личности - это должно быть осознано на уровне философии, что мы должны эту работу делать. И другая часть общества должна знать, что есть не только те, кто пишет какую-то чепуху в своих "инстаграмах".
Сейчас период увлечения посредственной мыслью, посредственными людьми, конечно, очень сильный, но мне почему-то кажется, что он не такой долговечный. Все, что касается технологий, сначала вызывало воодушевление, а потом разочарование. Мне кажется, нормальных людей достаточное количество, и это разочарование будет.