Главная

ИЗДАТЕЛЬСТВО «ВРЕМЯ»

просмотров: 4 355 | Версия для печати | Комментариев: 0 |
Интервью с Александром Иличевским ("Книжное обозрение", 21.07.08)
«Книжное обозрение», 21.07.2008
Александр Иличевский: жанр романа раздут, это издательская "пирамида"
Мы начинаем цикл интервью с финалистами третьего сезона Национальной литературной премии «Большая книга». Его открывает  беседа с премиальным старожилом Александром Иличевским: он попал в «короткий» список «БК» в третий раз, в этом году – благодаря сборнику рассказов «Пение известняка». Иличевский родился в 1970 году в Сумгаите, окончил МФТИ, автор нескольких книг стихов и прозы и лауреат нескольких литературных премий.
— Свой первый выход в финал «Большой книги» два года назад вы назвали шоком. Каковы ощущения теперь?
— Тоже близки к шоку, так как представить, что выйду в финал в третий раз, совершенно было невозможно. Оттого и не появился на церемонии — из неверия. Но тем сильнее радость за книгу, которую считаю лучшей из сделанных. Она содержит ту работу с жанром рассказа, на которой я был предельно сосредоточен долгое время.
—Но ведь малые жанры по сравнению с романами, не говоря о non-fiction, сегодня не очень востребованы?
— Роман как жанр раздут, это такая издательская «пирамида». Неприглядное явление. Непонятно, как смог бы сейчас работать Чехов: он не писал романов… У сильного рассказа куда больше шансов изменить экзистенциальное состояние человека, чем у среднего романа. Нынешняя ситуация, когда невозможно продать рассказ, — уродливая, неоправданная. На приличный рассказ может уйти и месяц, и два, и больше. И что потом с ним делать, кроме как «подарить вечности»? Толстые журналы за рассказ в двадцать страниц не платят больше ста пятидесяти долларов. Сейчас уже трудно вообразить работу, которая бы оплачивалась так же плачевно. Но ясное дело, журналы платят столько, сколько могут, а не столько, сколько хотели бы.  Хотя их роль для российской культуры бесценна, почему об этом так долго никто не задумывается на государственном уровне?! Что касается проблемы жанра, то, честно говоря, мне нравится писать роман как собрание глав-рассказов. (Так, в общем-то, и происходит: в сборнике есть восемь рассказов, которые, по сути, вынутые главы — из написанного романа и из недописанного, который неясно когда допишу.) Не всегда это на пользу как роману, так и рассказам-главам, но эксперимент этот не бессмыслен. Роман, с одной стороны, ленивая и лёгкая вещь  для читателя, с другой же — писателю в романе просторней выкрутиться из стеснительных обстоятельств замысла. У меня есть наблюдение, что идеальный роман — это всегда один большой рассказ: «Конармия», «Зависть», «Анна Каренина», «Человек без свойств», «Чевенгур»… Если в рассказе «Господин из Сан-Франциско» было бы не тридцать, а двести страниц — мы бы имели ещё один гениальный роман. Плохой роман никогда не похож на рассказ, он не выдерживает такой редукции. Сейчас я приостановился с рассказами, потому что в «Пении известняка» достигнут — для моего внутреннего ощущения — некоторый предел. Дальше двигаться трудно и рискованно. Тем не менее замыслы рассказов возникают, я их записываю и откладываю в отдельную папку, которую раскрою не раньше, чем закончу два начатых романа. Сейчас эти романы — главное дело. Я бы желал, чтобы их не было, но это тот случай, когда замысел сильней воли автора.
— Если отвлечься от материальной составляющей премий, зачем писателю, достигшему определённой степени известности, участвовать в литературных конкурсах?
— Спортивное отношение – в той или иной степени неизбежная составляющая любого делания. Но не в этом главное, а в том, что премии в нашей стране едва ли не полностью заменяют функции экспертного сообщества. Репутация писателя у читателя должна опираться на экспертную оценку, которую у нас некому формировать: нет пока ни достаточного количества достаточно авторитетных и, главное, талантливых  критиков, ни общественного мнения, выраженного в культуре. Так что премии — едва ли не единственный способ вписать текст в контекст культуры.
— Каковы для вас главные признаки «большой книги»? Если взять всю современную литературу, в тройку «больших книг» вошли бы…
— Способность книги быть перечитываемой —  едва ли не единственный критерий. Насколько ни была бы важной тема книги, как бы она ни потрясла, но если через какое-то время после прочтения не тянет открыть её снова — эта книга не велика, я проверял множество раз. Из современной литературы для примера выберу чрезвычайно разные прозаические книги: «Прохождение тени» Ирины Полянской, «Самодержец пустыни» Леонида Юзефовича, собрание Александра Гольдштейна, «Школа для дураков» Саши Соколова, собрание Андрея Левкина. В поэзии таких книг куда больше.
— Какой вам видится «Большая книга» через 20, 50, 100 лет?
—Хотелось бы её видеть такой же здравствующей, как сейчас.


news1 news2