просмотров: 227 | Версия для печати | Комментариев: 0 |
10.06.2021, 09:30:
Алла Латынина: Достоевский и XX век
Источник:
Журнал "Вопросы литературы": Алла Латынина: Достоевский и XX век. В чем же причина удивительного феномена-судьбы наследия Достоевского в XX веке?
Достоевский принадлежит веку XX гораздо в большей степени, чем своему времени. В чем же причина удивительного феномена-судьбы наследия Достоевского в XX веке?
Вопрос этот многократно ставился, но вряд ли его можно считать решенным. Ибо процесс воздействия Достоевского на современную духовную жизнь многообразен и не завершен. «Достоевский в культуре XX века» – такова была тема научной конференции, организованной Ленинградским литературно-мемориальным музеем Достоевского в ноябре 1974 года.
Широкие границы темы определили лишь главное русло, в пределах которого оставалось немало простора для выступлений, разнообразных по проблематике, методологии. Единственное, что, пожалуй, неизменно звучало в каждом из докладов (иногда подспудно) – попытка понять, осознать причину уникальной судьбы Достоевского в XX веке. Не случайно и автор вступительного слова Г. Фридлендер сосредоточил свое внимание именно на этом вопросе. Исследователь отметил прежде всего огромную духовную напряженность творчества Достоевского, соответствующую напряженности духовной жизни XX века.
Достоевский, напомнил Г. Фридлендер, сам отчетливо ощущал себя художником критической, переломной эпохи. Поэтому черты его художественного новаторства находятся в непосредственной связи с пониманием всего строя современной жизни, буржуазного миропорядка – как жизни «фантастической», странной, скрывающей под оболочкой обыденности грозные разрушительные силы – нравственные и социальные.
К числу других особенностей художественного мира Достоевского, обусловившего столь весомую роль его творчества в XX веке, Фридлендер относит глубокий и острый интеллектуализм, необычную способность автора за обычным, будничным фактом увидеть клубок «мировых вопросов» и «мировых противоречий», «клубок идей», которые и испытываются на прочность в грандиозных художественных лабораториях – романах Достоевского.
Каждый из тезисов Г. Фридлендера (мы назвали здесь лишь основные) сам по себе сомнения не вызывает. И все же из суммы высказанных ученым совершенно бесспорных положений не возникает целостного ответа на поставленный вопрос. Впрочем, как мы уже сказали, умозрительный ответ на подобный вопрос и невозможен. Хотя бы потому, что всегда останется неучтенным одно или другое слагаемое, от которого зависит и конечная величина.
Вот почему так важны коллективные усилия целого ряда ученых, занятых тщательным исследованием сравнительно узкого участка темы, которые складываются в возможно более полную картину жизни идей Достоевского в XX веке.
Многообразные и зачастую блестящие исследования поэтики Достоевского не исчерпали эту тему. В ней открываются все новые аспекты, и ряд открытий может быть сделан лишь на основе ясного понимания того нового, что внесено Достоевским в культуру XX века, на основе сравнительного изучения разных культур.
В связи с этим заслуживает серьезного внимания выступление на конференции Г. Померанца, сделавшего два доклада: «Эвклидовский и неэвклидовский разум у Достоевского» и «К вопросу о внутренней форме романов Достоевского». Обе темы выступления Г. Померанца тесно связаны. Ученый попытался рассмотреть поэтику Достоевского в свете центрального парадокса его миросозерцания, выраженного в письме к Н. Фонвизиной: «…Если б кто мне доказал, что… истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной». Г. Померанц сделал чрезвычайно интересное сопоставление романа Достоевского с некоторыми сторонами культуры Востока, в частности с практикой интеллектуального шока в буддизме (дзэн). Речь идет не о каком-либо влиянии восточной традиции на Достоевского, но об интересной аналогии.
В центре романа Достоевского, утверждает Г. Померанц, раскрытие истины, недоступной эвклидовскому разуму, истины о цельности мира по ту сторону логических контроверз. Вот почему отрицательная диалектика Достоевского, иной раз так неотразимо развитая его сильными героями и героями подполья, открывает дорогу для целостной интуиции бытия, и читатель, угадывающий ее, переживает нечто вроде катарсиса.
Даже эпизодические герои Достоевского иной раз продолжают вторую жизнь в XX веке. Вряд ли, создавая «дикого капитана» Лебядкина и его несообразную литературную продукцию, Достоевский мог предположить, что в XX веке яркий и своеобразный поэт Николай Заболоцкий скажет, что ценит Лебядкина выше многих современных поэтов, а целая группа литераторов, к которой принадлежит и Заболоцкий, сознательно зачислит Лебядкина в число своих прямых литературных предшественников, уподобив собственное задорное нарушение в творчестве литературных приличий скандальному поведению капитана в светской гостиной. Вопрос о связи поэтов объединения реального искусства (Заболоцкого, Хармса, Введенского, отчасти Олейникова) с творчеством Достоевского был интересно поставлен в докладе Б. Улановской. Разумеется, молодой исследователь не ограничился проведенной выше параллелью. Б. Улановская убедительно показала многообразие связей обэриутов с рядом идей и образов Достоевского.
Абсолютизация одной из сторон проблематики Достоевского может дать толчок возникновению целой философской школы, направлению в искусстве. Но в одностороннем прочтении Достоевского таится и опасность. Автор настоящей информации попытался показать это на примере творчества Розанова (доклад «Достоевский и Розанов»), испытавшего, вне всякого сомнения, сильное влияние Достоевского, но оказавшегося не в состоянии разделить главный пафос творчества великого писателя.
Для понимания судьбы наследия писателя в XX веке немаловажно исследовать особенности восприятия великого романиста отдельными представителями различных художественных направлений.
Читать полный текст статьи на сайте журнала
Книги Ф. М. Достоевского в серии "Сквозь время":
Федор Достоевский "Братья Карамазовы"
Федор Достоевский "Идиот"
Федор Достоевский - "Преступление и наказание"
Книги Ф. М. Достоевского в серии "Проверено временем":
Федор Достоевский "Бедные люди"
Федор Достоевский "Белые ночи. Неточка Незванова"
Федор Достоевский "Униженные и оскорбленные"
Достоевский принадлежит веку XX гораздо в большей степени, чем своему времени. В чем же причина удивительного феномена-судьбы наследия Достоевского в XX веке?
Вопрос этот многократно ставился, но вряд ли его можно считать решенным. Ибо процесс воздействия Достоевского на современную духовную жизнь многообразен и не завершен. «Достоевский в культуре XX века» – такова была тема научной конференции, организованной Ленинградским литературно-мемориальным музеем Достоевского в ноябре 1974 года.
Широкие границы темы определили лишь главное русло, в пределах которого оставалось немало простора для выступлений, разнообразных по проблематике, методологии. Единственное, что, пожалуй, неизменно звучало в каждом из докладов (иногда подспудно) – попытка понять, осознать причину уникальной судьбы Достоевского в XX веке. Не случайно и автор вступительного слова Г. Фридлендер сосредоточил свое внимание именно на этом вопросе. Исследователь отметил прежде всего огромную духовную напряженность творчества Достоевского, соответствующую напряженности духовной жизни XX века.
Достоевский, напомнил Г. Фридлендер, сам отчетливо ощущал себя художником критической, переломной эпохи. Поэтому черты его художественного новаторства находятся в непосредственной связи с пониманием всего строя современной жизни, буржуазного миропорядка – как жизни «фантастической», странной, скрывающей под оболочкой обыденности грозные разрушительные силы – нравственные и социальные.
К числу других особенностей художественного мира Достоевского, обусловившего столь весомую роль его творчества в XX веке, Фридлендер относит глубокий и острый интеллектуализм, необычную способность автора за обычным, будничным фактом увидеть клубок «мировых вопросов» и «мировых противоречий», «клубок идей», которые и испытываются на прочность в грандиозных художественных лабораториях – романах Достоевского.
Каждый из тезисов Г. Фридлендера (мы назвали здесь лишь основные) сам по себе сомнения не вызывает. И все же из суммы высказанных ученым совершенно бесспорных положений не возникает целостного ответа на поставленный вопрос. Впрочем, как мы уже сказали, умозрительный ответ на подобный вопрос и невозможен. Хотя бы потому, что всегда останется неучтенным одно или другое слагаемое, от которого зависит и конечная величина.
Вот почему так важны коллективные усилия целого ряда ученых, занятых тщательным исследованием сравнительно узкого участка темы, которые складываются в возможно более полную картину жизни идей Достоевского в XX веке.
Многообразные и зачастую блестящие исследования поэтики Достоевского не исчерпали эту тему. В ней открываются все новые аспекты, и ряд открытий может быть сделан лишь на основе ясного понимания того нового, что внесено Достоевским в культуру XX века, на основе сравнительного изучения разных культур.
В связи с этим заслуживает серьезного внимания выступление на конференции Г. Померанца, сделавшего два доклада: «Эвклидовский и неэвклидовский разум у Достоевского» и «К вопросу о внутренней форме романов Достоевского». Обе темы выступления Г. Померанца тесно связаны. Ученый попытался рассмотреть поэтику Достоевского в свете центрального парадокса его миросозерцания, выраженного в письме к Н. Фонвизиной: «…Если б кто мне доказал, что… истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной». Г. Померанц сделал чрезвычайно интересное сопоставление романа Достоевского с некоторыми сторонами культуры Востока, в частности с практикой интеллектуального шока в буддизме (дзэн). Речь идет не о каком-либо влиянии восточной традиции на Достоевского, но об интересной аналогии.
В центре романа Достоевского, утверждает Г. Померанц, раскрытие истины, недоступной эвклидовскому разуму, истины о цельности мира по ту сторону логических контроверз. Вот почему отрицательная диалектика Достоевского, иной раз так неотразимо развитая его сильными героями и героями подполья, открывает дорогу для целостной интуиции бытия, и читатель, угадывающий ее, переживает нечто вроде катарсиса.
Даже эпизодические герои Достоевского иной раз продолжают вторую жизнь в XX веке. Вряд ли, создавая «дикого капитана» Лебядкина и его несообразную литературную продукцию, Достоевский мог предположить, что в XX веке яркий и своеобразный поэт Николай Заболоцкий скажет, что ценит Лебядкина выше многих современных поэтов, а целая группа литераторов, к которой принадлежит и Заболоцкий, сознательно зачислит Лебядкина в число своих прямых литературных предшественников, уподобив собственное задорное нарушение в творчестве литературных приличий скандальному поведению капитана в светской гостиной. Вопрос о связи поэтов объединения реального искусства (Заболоцкого, Хармса, Введенского, отчасти Олейникова) с творчеством Достоевского был интересно поставлен в докладе Б. Улановской. Разумеется, молодой исследователь не ограничился проведенной выше параллелью. Б. Улановская убедительно показала многообразие связей обэриутов с рядом идей и образов Достоевского.
Абсолютизация одной из сторон проблематики Достоевского может дать толчок возникновению целой философской школы, направлению в искусстве. Но в одностороннем прочтении Достоевского таится и опасность. Автор настоящей информации попытался показать это на примере творчества Розанова (доклад «Достоевский и Розанов»), испытавшего, вне всякого сомнения, сильное влияние Достоевского, но оказавшегося не в состоянии разделить главный пафос творчества великого писателя.
Для понимания судьбы наследия писателя в XX веке немаловажно исследовать особенности восприятия великого романиста отдельными представителями различных художественных направлений.
Читать полный текст статьи на сайте журнала
Книги Ф. М. Достоевского в серии "Сквозь время":
Федор Достоевский "Братья Карамазовы"
Федор Достоевский "Идиот"
Федор Достоевский - "Преступление и наказание"
Книги Ф. М. Достоевского в серии "Проверено временем":
Федор Достоевский "Бедные люди"
Федор Достоевский "Белые ночи. Неточка Незванова"
Федор Достоевский "Униженные и оскорбленные"
наши партнёры
