Пишет Борис Натанович Пастернак, генеральный директор издательства "Время": Не могу утерпеть и снова опережаю событие. Не в продажу, а всего лишь в типографию отправилось Собрание произведений Игоря Губермана в 4-х томах. (Том 1: Пожилые записки. Том 2-й: Вечерний звон. Том 3-й: Книга странствий. Том 4-й: Прогулки вокруг барака).
В последний раз мы издавали этот четырехтомник пятнадцать лет назад. С тех пор он, надо сказать, сильно посвежел. И лексика Игоря Мироновича вошла в более широкий обиход, и темы, увы, не устарели.
Из аннотации:
«Очень многие мечтают видеть Губермана в качестве собеседника. Его читатели интуитивно угадывают: если писатель так точно укладывает явление жизни в четыре короткие строчки «гарика», он будет интересен и содержателен и в более крупных формах. Эта догадка вполне верна: Игорь Губерман — прекрасный прозаик. В своих автобиографических книгах он выглядит не только блистательным остроумцем, но и тонким наблюдателем, и добрым мудрецом — именно таков он и в жизни».
О собственном творческом методе
«Мне однажды интересный факт попался: что цыгане в таборах варили необыкновенно вкусный борщ. Состав его менялся раз от разу: в поместительный чугун с водой, кипящей на огне, кидали члены табора еду, которую сегодня удалось наворовать. А так как всем понятно, что плохого не воруют, борщ цыганский неизменно удавался. Этот замечательный рецепт наполнил меня светлым оптимизмом. Да тем более что я чужие мысли очень часто нахожу и там, где авторы до них додуматься не успевали: подходили близко, но сворачивали вбок. Поэтому в моем борще продукты будут с огорода чисто личного. А свежесть я спокойно гарантирую».
Из тюремных «гариков»:
Среди воров и алкоголиков
сижу я в каменном стакане,
и незнакомка между столиков
напрасно ходит в ресторане.
Дыша духами и туманами,
из кабака идет в кабак
и тихо плачет рядом с пьяными,
что не найдет меня никак.
…
Страны моей главнейшая опора —
не стройки сумасшедшего размаха,
а серая стандартная контора,
владеющая ниточками страха.
…
Империи летят, хрустят короны,
история вершит свой самосуд,
а нам сегодня дали макароны,
а завтра — передачу принесут.
…
Ломоть хлеба, глоток и затяжка,
и опять нам беда не беда;
ах, какая у власти промашка,
что табак у нас есть и еда.
Из послетюремных «гариков»
B галдящей толпе разношерстного сброда
я с краю безмолвно стою;
всего лишь на жизнь опоздала свобода —
как раз целиком на мою.
…
Я пью, но не верю сиропу:
в одну из удобных минут —
за душу, за горло, за жопу
опять нас однажды возьмут.
…
Томясь тоскою по вождю,
Россия жаждет не любого,
а культивирует культю
от культа личности рябого.
А это из главы «Ненужное послесловие»:
«Естественно, что записи мои обрывочны и несвязны: это ведь иллюзия, что жизнь течет сплошным потоком. Вовсе нет! Все пунктиры событий и встреч, новых мыслей и неожиданных происшествий — они пунктиры, потому ведь и прерывисты, и только так их можно записать. А время протекает через них и утекает.
Так мы однажды выпили с утра, разговорились, после в гости съездили, вернулись, чтоб немного поработать, выпили еще — и неизвестно, куда делся весь февраль».
Точно. Февраль куда-то делся. Но уже в марте можно начинать спрашивать в магазинах.
Игорь Губерман. Собрание произведений в 4-х томах. М. «Время». 2024.