Журнал  "Новый Берег" Анатолий Розенцвейг: "Я – современник Ларисы Миллер". Юбилейные заметки благодарного читателя. Более полувека назад мы с Ларисой Миллер учились на одном курсе московского Института иностранных языков. Потом был очень долгий перерыв в общении, которое возобновилось в 2000-х – теперь уже через океан. С тех пор ее стихи стали существенно определять моё бытие – сделались для меня сверхценными.

Хочу пояснить свою основную выведенную в заголовок мысль: «Я – современник Ларисы Миллер». Она не оригинальна: Арсений Тарковский еще в 1973 году написал на подаренных Ларисе фетовских «Вечерних огнях»: «Милой Ларисе – единственной в России, кому Фет под стать». О «перекличке» стихов Ларисы Миллер с «золотым веком» русской поэзии писали многие. О том же – о «пушкинской, тютчевской, фетовской загадке», о том, что «такая поэзия никогда не устаревает» и что Лариса Миллер «продолжает эту традицию сегодня», шла речь в ходатайстве «Нового мира» при выдвижении Ларисы на Государственную премию 1999 года.

Мне очень близки эти слова о «загадке». Я убежден, что «поверить алгеброй гармонию» нельзя, невозможно. В том же ключе о стихах Ларисы высказался Юрий Ряшенцев: «Когда я слушаю стихи Ларисы Миллер, то возникает загадка. Где те средства, которыми она добивается успеха, успеха у меня – читателя?.. Я почти не знаю людей, которые писали бы стихи настолько загадочно. Этот поэтический аскетизм поразителен и доступен только очень талантливым людям» («Литературная газета», 19. 02. 1997).

Таковы мнения профессионалов. Я же, читатель, рад тому, что едва ли не ежедневно просматривая блог, а по сути дела – уникальный поэтический проект Ларисы Миллер под названием «Стихи гуськом», в котором каждый день вот уже более четырех лет подряд она помещает одно-два стихотворения, постоянно встречаю там единомышленников. Из их проникновенных отзывов о стихах Ларисы не могу не процитировать пару примеров: «Ваши стихи надо читать по утрам на чистую душу»; «Стихи Миллер полны аллюзий, вызывающих у читателя собственные образы. Воздействие ее поэзии на нервную систему запредельно. Разве это – простота?» Поразительно, что примерно те же слова появились в рецензии на англоязычную книгу стихов Миллер «Guests of Eternity» («Гости вечности»): «Если переводы стихов Миллер способны вас взволновать, то их русские оригиналы потрясают».

Парадокс заключенной в стихах Л. Миллер «загадки» видится мне в том, что свои «загадочные» приемы она не прячет – вот они, на поверхности, налицо в каждом стихотворении. Но при этом настолько безыскусны, естественны, что читатели «проглатывают» их, не замечая, стремительно, на одном дыхании, не отдавая себе отчёта в истоках невольно возникающего гипноза. Если уникальность явления воспринимается безотчётно, то, может быть, её можно хотя бы проиллюстрировать на материале трех юбилейных книг Ларисы Миллер, о которых сказано вначале.

Основа вышедшего в Москве сборника «Намек на благодать» – новые стихи 2013 и 2014 годов. И здесь то же самое «легкое дыхание», невероятный лаконизм и музыка слова, но еще и мудрость, и, безусловно, ударные концовки Ларисы Миллер, которые, как она сама мне рассказывала, Тарковский демонстрировал стремительным зигзагообразным движением руки:

«Ты – колыбель, я – сон младенца» («Да перестань ты, жизнь, кончаться»);

«Вы только мне скажите – раздеваться / Или в котёл в одёжке можно лезть?» («А вот бы мне нырнуть в те три котла»);

«Пытаясь высоту набрать / И Господа переиграть» («И на тропу и на крыльцо»);

«И сентябрь дождливый от радости плачет» («Мы уедем, а дятел всё будет стучать»).

А кто еще придумал праздновать «годовщину... ветра, порыва его» («Что ни сутки, то круглая дата»)?

14 июня в Москве в «Ex Libris НГ» вышла вполне доброжелательная рецензия Виталия Науменко на книгу «Намек на благодать». Однако аудитория Ларисы Миллер почему-то характеризуется в ней как «по преимуществу читательницы», хотя «женская поэзия» – это последнее что можно сказать о стихах Ларисы Миллер. И далее: «По сути, это почти уходящий род «философской лирики»». И это о стихах поистине вечных – без кавычек. Странно, однако, что автор рецензии не заметил в книге библейской силы строки «Почему задохнувшийся Корчак / Нам дышать помогает и жить»:

***

Можно вычислить время прилива,

Скорость ветра и силу его,

Но захочешь понять, чем всё живо,

И опять не поймешь ничего.

Не поймешь, где тот скрытый моторчик,

Не дающий здесь всё сокрушить,

Почему задохнувшийся Корчак

Нам дышать помогает и жить.

Вот он «секрет»: заложен в игре слов «задохнувшийся – дышать», которой читатель не замечает, не в силах заметить из-за предельной естественности, трагизма, неожиданной глубины мысли!

Подобных словосочетаний, игры слов, афоризмов, разговорных оборотов у Ларисы Миллер множество, они и формируют плоть стиха. Я уж не говорю о тонкой укладке рифм, тем более об «опасном» употреблении рифм глагольных: «нырять-терять» («А эта снежная пыльца»); «лизнуть-улизнуть» («Не обладаю нужной хваткой»); «доказать-наказать» («Я сообщу вам потрясающую весть»); «промочу-заплачу» («Гуляйте, пейте. Я плачý»). Даже из этого короткого перечня видно, откуда взялся популярный тезис, мол, «глагольная рифма – моветон». Правда, оппоненты этого тезиса в ответ обильно цитируют Пушкина, которому «можно». Так вот Ларисе Миллер тоже можно:

***

«Гуляйте, пейте. Я плачý», –

Вот так я говорю лучу,

Теням танцующим и свету,

Кустам цветущим, то есть лету,

Которое продлить хочу.

За луч, скользнувший по плечу,

За луг, где ноги промочу,

За белизну июньской ночи, –

Я жизнью, что ещё короче

За лето станет, заплачý.

Такие стихи только прочитываются быстро, а в душе потом остаются надолго, если не навсегда, удивляя своей бытийной емкостью – способностью уместить в нескольких строках всю бесконечность бытия.

Автор рецензии противопоставляет «простой и понятный» язык Ларисы Миллер современным поэтическим изыскам, справедливо замечая, что «прием не равен мастерству». Мастерство тут налицо, но неуместны определения «простой», «понятный» – они о чем-то совсем другом. Простые вещи воспроизводимы, а сымитировать Ларису Миллер вряд ли кто сможет.

И насчет «понятности» очень сомнительно. Да, в стихах Ларисы Миллер много простых природных реалий: травы, птички, ветерок, времена года, ночи, дни… Всё, казалось бы, совершенно понятно и знакомо – это если скользить по поверхности, если воспринимать эти стихи как красивые иллюстрации природных явлений. Только ведь для Ларисы Миллер всё это – символы, за которыми глубина, бездонность. Осознать эту глубину сразу, с первого прочтения, не всем дано:

***

Ну вот опять и я и лето,

И гром, и дождик проливной,

И день, ушедший от ответа

На тот вопрос, что задан мной –

Мол, как, какими, мол, ветрами,

Судьбами нас на этот свет… -

И блики на оконной раме,

Вновь заменившие ответ.

Разумеется, ответа на вечные вопросы («какими, мол, ветрами?» и зачем «нас на этот свет»?) нет и у Ларисы Миллер, но каким-то чудом ее стихи, подобные приведенному выше, сами выступают подчас искомым ответом.

Поскольку поэт живет во времени, он не может не откликаться на происходящее вокруг. Есть такие стихи и в книге «Намек на благодать», например, стих от июля 2014 года с эпиграфом «Жертвам безумной распри посвящаю» («А люди всё бегут, бегут… А в них стреляют и стреляют», и нельзя спрятаться даже «в облаках»). Процент «гражданских» стихов у Ларисы Миллер невелик, зато какие это стихи! Я живу в США. Три года назад смотрю по телевизору репортаж из Москвы о демонстрации оппозиции и вдруг вижу плакат с броскими строками, знакомыми ранее по «Новой газете»: «А Россия уроков своих никогда не учила» (кстати, опубликовано оно во всех трех юбилейных книгах – на русском, на английском и на итальянском языках).

«Времена не выбирают, / В них живут и умирают» (А. Кушнер). У Ларисы Миллер то же высказано своими невероятной глубины словами:

***

Я говорю с пространством, с небом, с Богом,

А отвечают мне последним слогом.

Я вопрошаю: «Ждёт меня беда?»,

А мне в ответ – раскатистое «Да».

«Какие годы лучшие на свете?», –

Я спрашиваю. Отвечают: «Эти».

В книге «Намек на благодать» есть пленительные «Стихи прежних лет». Одним из них я хочу завершить свою заметку:

***

И проступает одно сквозь другое.

Злое и чуждое сквозь дорогое,

Гольная правда сквозь голый муляж,

Незащищенность сквозь грубый кураж;

Старый рисунок сквозь свежую краску,

Давняя горечь сквозь тихую ласку;

Сквозь безразличие жар и любовь,

Как сквозь повязку горячая кровь.